У меня забрезжила идея, и я подкатил к стражнику:

– Уважаемый, я вижу, что вы расстроены порчей этого ремня.

Тот повернулся ко мне:

– Досадно, малец. Мне этот ремень брат подарил, а на сегодняшней тренировке один придурок схватился и вырвал. Теперь только на выброс.

Я сжал в кармане пару магнетитов, которые зачем-то носил с собой.

– А если я починю его, сколько дадите?

Стражник скептически оглядел мою мальчишескую фигуру:

– Починишь, говоришь? Скорняк, что ли? Ну, смотри, если мне понравится, то дам медяк. Нет, даже два!

Заговор починки сработал идеально, и стражник с радостью заплатил мне пару медных монет.

Гроши?

Конечно, гроши. На эти деньги можно бы купить булку черного хлеба в обжитых местах, в крепости такая же булка уже стоила пять медяков. Сытный обед без выпивки пятнадцать-двадцать. Ну а с ней и пол серебряного можно прогулять.

Ни один нормальный мастер за такие деньги не стал бы работать, но мальчишке торговаться не приходилось, тем более что я свое брал на объёме. Как оказалась, у местных имелось огромное количество бережно сохраняемого хлама, который моими стараниями снова превращался в полезные вещи.

Поначалу меня хватало на два-три заговора в день. Но постепенно сил прибавлялось, и уже через пару месяцев я мог осилить и десяток без отдыха. Казалось, таким образом я мог бы быстро перечинить весь хлам и остаться без работы. Но нет, поток клиентов только ширился. Уже образовалась живая очередь.

Когда вести о моём маленьком гешефте дошли до Йодфы аль-Мулуки, тот вызвал меня к себе.

– Здравствуй, Мар. Как твои дела?

Всё тот же ласковый взгляд, к которому добавился участливый голос.

– Всё хорошо, господин аль-Мулуки. Я благодарен за заботу и обучение. Ну, кроме чистописания, конечно!

Опять это мальчишеское тело не дает мне держать язык за зубами! Ну, какого, спрашивается, шайтана, я что-то предъявляю человеку, способному превратить мою жизнь в ад?

Но Йодфа лишь рассмеялся:

– Да, Хасан требовательный учитель. Он любит и гордится своей работой. Поэтому тебе приходится нелегко, но поверь, это задел на далекое будущее. Если тебя это утешит, то у самого Хасана, когда я взял его в ученики, с почерком дело обстояло еще хуже. Да и грамотность хромала. А ты в этом плане молодец. Быстро разобрался.

Я мысленно отвесил себе подзатыльник.

Идиот, какого ты выпендривался?!

Тебя десять лет учили в школе, а ты теперь за пару месяцев типа выучил все правила всеобщего языка! Еще этот начальничек вперился глазами и высматривает какую-то реакцию!

– Благодарю вас, эфенди, за добрые слова. В этом мало моей заслуги, больший вклад в мои навыки внесли труды ваших подчиненных.

Йодфа внезапно стал серьезным:

– Слова, достойные придворного. И откуда у деревенского мальчишки такие сладкие речи? Я бы подумал, что ты шпион. Но десятилетних шпионов не бывает. А если бы ты был специально омоложенным агентом, то никогда бы себя так глупо не выдал. Да и внешность у тебя ненашенская. Может, в тебе говорит кровь благородных предков? Так иногда бывает. Способности еще. Тебе повезло, что твоя история полностью подтвердилась, иначе пришлось бы отправиться в темницу и уже там общаться с Али аль-Лазаном. Да и сейчас он к тебе присматривается. Не нравится ему, видите ли, что господин аль-Йинданниму распекал его прямо на твоих глазах. Но ты не переживай. Я тебя в обиду не дам. Пока ты под моим крылом, нашего инквизитора можешь не опасаться.

Я внезапно сообразил. А ведь старику что-то от меня надо! Вон как обхаживает. И хвалит и пугает Лазаном. Так, не выдавай себя! Ты мальчишка! Ты не можешь этого понять, пока он тебе прямо не скажет!

– Время, проведенное под вашей опекой, бесценно. Я навсегда сохраню в своем сердце то добро, которое получил от вас и ваших подчиненных, господин аль-Мулуки!

Казначей задумчиво теребил ус, нечитаемым взглядом рассматривая меня. Зачем-то вынул из-за отворота своего роскошного одеяния несколько разноцветных камней и посмотрел их на свет.

Убрал обратно и развернулся ко мне:

– Знаешь, Мар. А ведь такой толковый мальчик мог бы кое-что для меня сделать!

Я похолодел. В голове пронеслись какие-то нехорошие мысли.

– Конечно, господин. Чем я могу вам помочь?

Йодфа достал из-под стола кожаный тубус.

– Сейчас я всё объясню.

***

Стражники, лениво позевывая, косились вслед уходящему каравану. Вот последний верблюд прошел через ворота, и дежурные, поднатужившись, начали их закрывать. Когда осталась небольшая щель, в нее попытался прошмыгнуть пацан в одеждах писцов.

Старший стражник поймал его за воротник.

– Стоять! Куда это ты собрался?

Мальчик задергался и заверещал:

– Отпустите! Срочно надо передать письмо с тем караваном! Я туда и обратно! Пока они далеко не ушли. Вот у меня тубус с личной печатью господина аль-Йинданниму!

Стражник внимательно осмотрел сургуч. Взвесил на руке тубус. Затем отпустил мальчишку и строго сказал:

– Вечно вы со своими бумажками суету наводите. Порядок есть порядок. Раз ты самостоятельно выходишь, то надо тебя проверить артефактом правды. Уже делал такое?

Пацан отрицательно замотал головой.

– Тогда смотри, одеваешь этот медальон на шею, а в руки берешь вот этот шар. Четко отвечаешь на вопросы и, если соврешь, шар засветится. И тогда не избежать тебе наказания. Всё понял?

– Конечно, господин стражник.

Мальчика по знаку старшего быстро оснастили артефактом, и стражник приступил к опросу:

– Не выносишь ли ты при себе чужого имущества?

– Кроме этого письма, нет.

– Не желаешь ли передать тайны или какие-либо вести о Замке Пламени, его обитателях, о делах Красных магов?

– Нет, господин.

– Ты идешь наружу, только чтобы догнать караван и передать письмо?

– Мне еще велено сказать, что послание важное и должно быть доставлено как можно скорее. Ничего, кроме этого.

– Смотри, у тебя полчаса времени. Потом я закрою ворота, и открывать их специально для тебя никто не будет. Не успеешь, и придется лезть по веревке или ночевать за стенами. Там как раз какая-то голодная нечисть сегодня выла. Глядишь, подкормится тобой, и ребятам ночное дежурство поспокойнее будет!

И довольный своим остроумием, он отпустил юного гонца.

***

Хитрожопый мужик этот Йодфа. Припахал мальчишку за спасибо.

Эх,