одноглазый Джо!
Пока лежал, пытаясь судорожно отдышаться, прислушивался к окружающему лесу. Кроме шелеста листвы, пары крикливых птичек и одинокого дятла, никого не слышно. По Гене удар прошел чисто, в мякоть бедра, и он точно не бегун. Водила мутный, трудно сказать, пойдет он за мной в одиночку или нет. Скорее нет, раз сразу не побежал.
Надо выбираться к людям. А потом в Москву, в следственный или в прокуратуру. А лучше и туда, и туда. Так замять будет сложнее. Мы ехали на юг, город на севере, получается, если оставить солнце слева, я пойду куда-то в его сторону…
***
Вынырнул из беспамятства, но темнота не ушла.
Что-то шершавое трется о мое лицо.
Мешок.
Попытался снять, но руки крепко стянуты.
– Шеф, всё на мази! Очкарики пробили, и он нашелся. На свой паспорт взял билет и даже именной картой оплатил, чепушила. Да, в Москве. Приняли прямо на вокзале. Глушанули шокером и упаковали. Едем за город, купаться. Что? Особняк? Зачем он им? Понял, да понял я! Не мое дело, значит, не мое дело. Толик, разворачивайся, едем за Шатуру.
Миллион вопросов терзал мой разум, но кляп не давал им вырваться наружу. Я уже понял, что изрядно сглупил, сунувшись на электричку. Как выбрался из леса, не сообразил снять наличность в любом банкомате и добираться автостопом. Понадеялся, что проскочу.
Жалкий глупец.
Нас качнуло вперед, когда машина резко тормознула. Хлопнули двери, и меня рывком выпихнули наружу. Подхватив под локти, повели по гулким коридорам.
Наконец, вкрадчивый голос произнес:
– Снимите с него мешок и развяжите, я думаю, молодой человек не будет делать глупостей.
Рывком в мои глаза ворвался свет, и пока я промаргивался и растирал затекшие руки, смог осмотреться. Стены, облицованные панелями из морёного дуба, высоченный потолок, украшенный затейливой лепниной, художественный паркет из драгоценных сортов древесины – уже это стоило как неплохая московская однушка. А если добавить стоимость антикварной мебели, то можно замахнуться на трешку с видом на Кремль. Причем сочеталось всё идеально, что говорило о работе очень непростых дизайнеров.
Хозяин кабинета – невысокий щуплый старик, одетый в малиновый шелковый халат, сидел в ушастом кресле и со вкусом серпал кофе из крохотной фарфоровой чашечки. Рядом на столике стоял старинный серебряный кофейник и еще одна чашка.
– Присаживайся, Артёмушка. Поди, набегался уже. Угощайся, кофеек замечательный. Мне его эфиопы по старой дружбе присылают. Такого ты в магазине точно не купишь!
Стоящие позади громилы тут же усадили меня в соседнее кресло и встали за спиной. Роскошное, глубокое, из которого невозможно вскочить. Когда хозяин кабинета заботливо наполнил мою чашку, я заметил у него на пальцах интересные татуировки в виде перстней.
Вор, похоже, авторитетный.
– Что-то не хочется. С утра нет аппетита.
Мои ключицы до хруста стиснули лапы конвоиров.
– Дерзишь. А зря. Молчи и пей, пока с тобой по-хорошему говорят.
Пришлось сделать пару судорожных обжигающих глотков.
Авторитет довольно прищурился.
– Восхитительный аромат. Вам, молодым, не понять, что жизнь делают прекрасной именно такие моменты. Ты пробуй-пробуй. Взбодрился? Ну, давай тогда знакомиться. Можешь звать меня Виктор Палыч. Сам можешь не представляться, я много про тебя знаю.
Кофе и правда великолепный. Будто не было бессонной ночи и суток беготни.
Прояснившийся разум вышел на форсаж:
– Виктор Палыч, зачем я здесь? Ведь дело решено.
– Эх, все вы, молодые, торопитесь. Спешите-спешите, а куда спешите и сами не знаете. То дело мелкое и решенное, я бы в него и не стал лезть. Ты меня заинтересовал. Крокодил так кичился своей подготовкой, гоголем ходил. Секунда и он валяется беспомощный. Ты, кстати, ему колено повредил, операцию сегодня сделали. Так он ребятушкам сказал о тебе особо позаботиться. Ты его знатно, к-хе, приземлил. Давно я так не смеялся. Расскажи, кстати, как у тебя так ловко вышло? Ты ведь даже в армии не служил.
Откровенничать я не испытывал ни малейшего желания, но часть правды решил приоткрыть:
– Было бы что рассказывать. Он с похмелья, да и меня за угрозу не считал. А я по заветам Брюса Ли каждую тренировку закачиваю сотней лоу-киков по груше. И пусть в остальном боец из меня посредственный, но зато один удар у меня отработан на чемпионском уровне. Он открылся, я ударил. Вот и весь секрет.
Хозяин кабинета довольно зажмурился.
– Да, поучительная история. Знаешь, какая в наше время главная проблема? Людей нет! Никому важного дела не поручить. Мы, старики, уходим, а на вас, молодежь, надежды никакой!
Видать, дед любил поговорить, но стоящие позади меня быки на роль собеседников годились слабо. Что ж, подыграем. Мне пока спешить некуда.
– Виктор Палыч, а что вы меня всё молодежью называете? Четвертый десяток доживаю.
Седая щетина расплылась в ехидной улыбке.
– Хороший вопрос. Подводит нас к причине твоего визита сюда. Как ты думаешь, Артём, сколько мне лет?
Плохо я умею возраст определять. Даже в клубах у девах проверял паспорта от греха подальше.
Ну, раз спрашивают, ответил:
– Не знаю, лет шестьдесят-семьдесят.
Старик довольно засмеялся.
– Польстил, изрядно польстил. А ведь мне девяносто семь годков исполнилось. Я и правда довольно неплохо сохранился. Хотя до своих лет и не должен бы дожить. После войны я уже успел поскитаться по лагерям. Голод, холод и, привет, чахотка. Одна жалостливая докторша выписала мне путевку на юг, в Туркменистан, так я мог подольше протянуть. Но даже на кресте мне становилось всё хуже и хуже. Там работали две говорливые медсестрички. Подслушал я, что дают мне неделю-две. Голова у меня работала тогда странно. Решил, что сдохну я на воле. Доходяг вроде меня особо не охраняли, думаю, когда я утёк, то даже не стали поднимать бучу. Списали на крематорий, и всё.
Старческая рука удивительно нежным движением огладила бок кофейника.
– Тогда мне конкретно фартануло. Достался мне в наследство вот этот кувшинчик. Стоило денек настоять в нём воду, как она превращалась в дивное лекарство. Я как разобрался в этом чуде, за неделю вылечился от чахотки. Да и от остальных болячек тоже.
Старик замолчал, предавшись воспоминаниям. В кабинете воцарилась плотная тишина.
Наконец, он встряхнулся и продолжил:
– С тех пор прошло немало лет. Я не прекращал поиски других чудес. Годы бесплодных поисков. И пару месяцев назад мне улыбнулась удача. В той же проклятой каракумской пустыне мои