сильно выделялся. Если предыдущий туннель был весьма солидного размера — по нему бы спокойно проехала бы газель или большой внедорожник, то этот был весьма скромным — чуть меньше метра в ширину и в высоту чуть больше двух со сводчатым потолком. Идти тут мне было очень некомфортно — все время казалось, что я или притрусь боками, или черкану шлемом по потолку. Да только выбора у меня не было — туннель в другую сторону, откуда я вылез, исчез. В этот раз путь вышел не очень долгим — я вышел в круглый зал с еще тремя выходами, всюду по залу валялись кучки какого-то хлама. И около того выхода, откуда я вышел, сидел мертвец в доспехах. Он давно истлел, покрылся паутиной и каким-то налетом. Его меч был ржав, его доспехи утратили былой блеск, если он у них когда-то и был. В руке он сжимал кожаный тубус, который выглядел более-менее целым и я вытащил его из руки трупа. Скрутил пробку, что снималась с тубуса со скрипом, настолько была иссушена временем. Внутри оказался свернутый в трубочку лист бумаги в коричневых пятнах, по форме подозрительно напоминающие отпечатки пальцев. Я развернул его и уставился на незнакомые символы, что, спустя секунду, побежали перед глазами и сложись во вполне понятный текст:
«Писано в год тысяча триста двадцать третий от Краха, в восьмой день цветения. Братья, передайте мои бренные останки семье для погребения и проведения ритуалов. Я стойко выполнил долг, оставшись один, но защитив проход в купель Матери от поганых абисситов. Мои раны тяжелы, и я в скорости умру от потери крови. Сознание выполненного долга греет душу мою, братья. К несчастию, не далее, как вчера, мы опускали проклятую Врагами Настоятельницу в купель Матери и потому сейчас она для меня бесполезна — накопленных в ней сил не хватит и на десятую часть тех ран, что нанесли мне Враги рода человеческого. Но я верю, что найдется хотя бы тот, кто сможет передать весть обо мне в родные земли, если донести останки будет ему не по силам. Прощайте! Воин-храмовник Инвар Ферул.»
— Херотень какая-то — я почесал голову, забыв, что на мне шлем, пусть и с поднятым забралом. В итоге просто поскрежетал перчаткой по железке, — Хоть бы кто-то мне объяснил, что здесь происходит?
Озадаченный и раздосадованный, пнул одну из кучек в зале. Оттуда выкатился небольшой череп, похожий на крысиный. Но для крысы он был явно великоват. Его обладатель, скорее, был размером где-то с не очень крупную собаку, типа корги. Я разворошил кучку и нашел длинные, но довольно тонкие кости конечностей со здоровенными когтями, которые росли прямо от кости, что показалось мне очень странным. Насколько я знаю, когти — это ближе к волосам, чем к костям… И расти так они не должны точно. Я перешел к другой кучке — одной из трех, которые отличались размером и разворошил ее. Оттуда на меня глянул рассечённый наискосок череп с рядами ослепительно белых зубов и выдающимися клыками. Глазницы и нос были явно совершенно не той формы, что может быть у людей. Разве что у этого товарища были какие-то серьезные генетические отклонения. Я еще поворошил в куче, но ничего толком не нашел. Остатки какого-то амулета и кольцо брать не стал, помня о том, что вещи могут быть прокляты, как было с тем браслетом. Хотя конкретно от этих я никаких проблем не ощущал… Подумал, все-таки вернулся и, подцепив кольцо когтем из кучки, закинул его в тубус с бумагой. Разворошил следующую кучку и стал обладателем куска хрусталя в оправе на серебряной цепочке. Он отправился туда же. В последней же нашел, внезапно, набор инструментов из нержавейки или какого-то ее аналога в покрытом письменами кожаном чехле. Он, на удивление, выглядел весьма неплохо. Как и сами инструменты… скальпели, зажимы, небольшая пила и прочие игрушки юного полевого хирурга. Кроме того, еще пару колец и стремного вида амулет из кости, который брать, на всякий случай, не стал. Кольца же отправились в тубус. Чехол повесил на пояс, благо, у него был весьма удобный ремень. Обшаривать труп павшего воина я не стал из уважения к нему.
В правом проходе обнаружилась довольно большая комната, которая, похоже, была жилой. Во всяком случае, полуистлевшие остатки кроватей и шкафов с тумбочками тут присутствовали. Я пробовал покопаться тут, но находил только ветхие тряпки, которые рассыпались от времени. Левый проход, который был значительно больше и шире остальных, обрывался через метров пятнадцать завалом, из-под которого торчали чьи-то ноги в когда-то крепких, кожаных сапогах размера, эдак, сорок восьмого или сорок девятого. На пятке и на носке были мощные стальные набойки, так что пинаться обладатель такой «скромной» ножки наверняка мог очень больно. Лет двести назад, наверное…
Центральный проход уходил вдаль, но, вроде, не бесконечно далеко, как предыдущий, по которому я шел. Я видел где-то впереди отблески света. Через пять минут очень неспешного шага, с осматриванием каждого подозрительно камня, я вышел в очередной круглый зал. Он был вдвое больше предыдущего, но в нем не было больше ничего, кроме стоящего прямо посередине саркофага из белоснежного мрамора. Ну или как там называется большая белая прямоугольная хрень? А еще сверху падал свет, просто невообразимо поднимая мне настроение. Как, оказывается, я устал от этих сраных подземелий! Сейчас выберусь и…
«Подойди, юноша…» — раздался надтреснутый женский голос у меня в голове.
— Ты кто? — я начал озираться по сторонам, но никого рядом не было. А потом мой взгляд упал на саркофаг, и я сложил два плюс два: — А, очередная нежить… Ты не волнуйся, у меня большой опыт! Ты даже ничего не почувствуешь…
Я подходил к саркофагу, поигрывая топором и прикидывая, как мне его половчее вскрыть, чтобы потом сразу лихо рубануть.
«Не трогай святые мощи. Я достаточно сделала при жизни, чтобы хотя бы после смерти обрести покой» — снова раздался голос, который шел, кажется, прямо со всех сторон и одновременно изнутри головы.
— Да кто ты, мать твою, такая?
«Не упоминай имя Её всуе. Я первая святая Матери, Навинна Изгоняющая. И Она привела тебя сюда, ко мне. В то место, где я могу присутствовать в этом мире»
— Что это за место? — спросил я вслух.
«Первый чертог, где Мать стала той, кем она является сейчас. Она ныне покинула эти скорбные земли и не может вернуться. Но может помогать тем, кто привлек
