Появились первые заработанные советские деньги. Не так уж много, но на безбедную жизнь хватало за глаза. Даже бобинный четырёхдорожечный б/у магнитофон “Астра-207” с олимпийской символикой на коробке лентопротяжного механизма удалось урвать с помощью одного из осветителей у которого зять работал в комиссионном магазине продавцом. Бобины с записями можно было заказать и купить в специализированных магазинах, где из каталога выбираешь музыку и тебе записывают её на купленную бобину. Правда выбор был невелик, в основном советская эстрада разных лет и некоторые не особо популярные в союзе зарубежные певцы из дружественных социалистических стран. Если хотелось чего-то другого, надо было идти на “толкучку”, где “барыги” продавали редкие записи и торговали импортным шмотьём за тройную цену.

Вечерами из их комнаты теперь доносилась музыка — то “Машины времени”, то “Самоцветы”, а порой и Высоцкий, запись которого они достали у одного монтажника, переписав на катушку.

— Слушай, Валера, — сказал Глеб, развалившись на кровати, — вот ведь странно… Когда мы были там, в будущем, всё это считалось архаикой. А теперь слушаешь — и душа отдыхает.

— Потому что здесь — всё настоящее, — ответил тот, поправляя тетрадь на столе. — Без показухи, без фальши. Даже бумага вот — пахнет по-другому.

На столе перед ним лежали две общие тетради в клетку, купленные на Садовой за двадцать копеек каждая. Обложка — серо-голубая, немного шершавая на ощупь. На первой Глеб аккуратно вывел надпись:

“Идеи сценариев. Том I”.

— Писать будем по выходным, — предложил он. — Днём ведь не вырвешься, а вечером — голова уже не варит.

— Согласен. Да и вдохновение, знаешь, штука коварная. Не по расписанию приходит.

Первые страницы шли туго. Рука, непривычная к письму от руки, быстро уставала. Чернила размазывались. Иногда они сидели по два часа над одной сценой, споря из-за деталей.

— Не пиши так — “главный герой идёт по улице и думает”. Это скучно. — Валера поднимал голову, закуривая “Космос”. — Надо показать, как он идёт. Как город вокруг живёт. Чтобы зритель потом увидел это в фильме.

— Ну ты, блин, драматург.

— Не ёрничай, давай исправим эту часть.

— Эх, сейчас бы интернет сюда, можно было бы с телефона прямо фильм пошагово расписать, а не по памяти, как сейчас…— Мечтательно произнёс Валера крутя в руке свой с севшим аккумулятором мобильный телефон “Samsung”.

— Ага, а ещё бабу резиновую для того, чтобы лучше думалось…— Невесело хмыкнул Глеб.

— Кстати о бабах. Сколько мы с тобой тут уже на голодном пайке живём? Может пора развязать нам наш узел целомудрия и хоть иногда начать блудить? Я знаешь ли не хочу стать евнухом к 60 годам.

— Валера не начинай… Меня в последние дни и без того эротические сны замучили.

— Ну так в чём проблема? Давай снимем напряжение?

— И как ты себе это представляешь здесь? В это время проститутки не стояли ещё на Тверской, милиция с этим жёстко боролась, а тем более в преддверии Олимпиады.

— А кто говорит про проститутку? У нас в цеху, что мало незамужних женщин? Вон например Даша с монтажного отдела, очень даже ничего. Женщине всего 44 года, разведена и в самом соку. Мы с ней иногда пересекаемся, когда я ей плёнку отснятую привожу, она постоянно со мной кокетничает и мне кажется не будет сильно против, если я её куда-то приглашу на ужин.

— А как же твоя Нинка? Ты получается изменить ей хочешь?

— Глеб, да проснись ты уже наконец. Мы тут застряли. И боюсь, что навсегда. Зачем притворяться перед самими собой, что мы тут временно и каким-то чудом сумеем вернуться назад. Мы— назад уже не вернёмся! Это свершившийся факт. Нравится тебе это или нет. А потому придётся снова строить свою жизнь, хотя в нашем с тобой возрасте это уже конечно становится затруднительно. Вот поэтому нам надо заканчивать с работой разнорабочих и найти, что-то поспокойнее. Если с написанием сценариев у нас всё выгорит, мы смело сможем претендовать на другую должность. Таскать тяжёлые ящики и декорации в нашем с тобой возрасте уже становится тяжеловато.

Глеб тяжело вздохнул, закурил новую сигарету и подошёл к форточке окна.

После долгого молчания он произнёс:

— А ты знаешь, мне тут тоже одна женщина приглянулась. Жанна Пронина—она костюмером работает. Ты её мог видеть. Красивая, высокая, брюнетка с начёсом на голове и цветастом платье. Между нами ничего такого ещё не было, но мне кажется она тоже испытывает ко мне некоторую симпатию, во всяком случае всегда мило мне улыбается и общается со мной при встрече. Я не хотел тебе говорить, думал ты станешь корить меня, что я Людку свою забыл.

— Ну вот, видишь?! Оказывается мы с тобой двигаемся в одном направлении. Так что давай перестанем изображать из себя чистоплюев и наконец займёмся обустройством личной жизни, раз уж так всё сложилось. Но, сначала нам надо поправить своё финансовое и желательно в будущем жилищное положение, а тогда любая будет сама просить взять её замуж.— Валера хлопнул товарища по плечу и углубился вновь в написание сценария для будущего фильма.

Постепенно тетради начали заполняться. Сначала — набросками, заметками, потом — уже готовыми текстами. На одной из страниц красовалось название, написанное с улыбкой:

“Любовь и голуби. Черновик”.

А на другой — “Спортлото-80 (рабочее название)”.

По вечерам они сидели у окна, слушая, как за стеной соседи с азартом режутся в домино, а из коридора пахнет жареной картошкой и дешёвым табаком “Прима”. На подоконнике стоял стакан с чаем и лимоном, рядом лежала ручка “Луч” — подарок от осветителя.

На “Мосфильме” они уже были своими. В буфете их знали по именам, а завхоз в реквизиторской даже позволял иногда “прихватывать” старые журналы “Советский экран”.

Однажды, во время обеда, Валера, сообщил новость Глебу.

— Я сегодня общался с одним из ассистентов Говорухина и он мне рассказал, что тот пишет новый сценарий к фильму. Называться будет: “Пираты XX века”!

Глеб нахмурился.

— Вот ведь… А мы ведь сами хотели предложить ему его.

— Поздновато.