Это не галлюцинация. Лист был настоящим, материальным, осязаемым. Он был неопровержимым доказательством того, что я не сошёл с ума. Что она действительно была здесь. Что всё это случилось по-настоящему.

Руки слегка дрожали, когда я быстро, украдкой оглянувшись на Рата, сунул лист в карман штанов. Крыс в этот момент с невероятным энтузиазмом обнюхивал какой-то корень, выглядывавший из земли, и, к счастью, ничего не заметил. Пусть это будет моей маленькой тайной. Моим личным, секретным, неопровержимым доказательством чуда.

— Пошли домой, союзник, — сказал я крысу, стараясь изо всех сил, чтобы голос звучал как можно более ровно и беззаботно. — Хватит на сегодня приключений и падений в овраги. У меня появились новые идеи для соуса. И для десерта тоже.

Рат тут же подбежал ко мне, стремительно задрав свою усатую морду вверх и уставившись на меня блестящими глазами-бусинками.

— Десерт? — его глаза моментально загорелись таким алчным огоньком, что я невольно отступил на шаг. — С той самой редчайшей лунной мятой? Ты её всё-таки достал? Правда достал?

— Достал, — коротко кивнул я, не желая вдаваться в подробности и щекотливые детали. — И не только её, поверь мне.

Всю обратную дорогу до дома я молчал, погружённый в собственные мысли. Рат что-то без умолку болтал, строил грандиозные планы по захвату и монополизации сырных запасов всего города, критиковал мой жалкий внешний вид и жаловался на голод. Но я его почти не слушал, пропуская слова мимо ушей. Одна моя рука постоянно находилась в кармане, и пальцы то и дело машинально натыкались на гладкую, приятно прохладную поверхность таинственного листа.

Я не знал, что это было на самом деле. Сон или явь? Игра больного воображения или реальная встреча с чем-то невероятным, что совершенно не укладывается в рамки привычного, упорядоченного мира?

Я отчаянно пытался понять, схожу ли я потихоньку с ума, или этот странный мир куда более сложный, таинственный и многогранный, чем представляется на первый взгляд. И чем больше я думал об этом, копаясь в воспоминаниях и ощущениях, тем отчётливее понимал одну простую вещь: ответ на этот проклятый вопрос мне категорически не нравится. Причём в любом из возможных вариантов.

* * *

Вернувшись в «Очаг», я первым делом, хромая и морщась от боли, вывалил на кухонный стол всё содержимое своего мешка. Травы, коренья, несколько странных корешков и те самые «взрывные» бутоны, которые я в пылу схватки инстинктивно успел запихнуть в карман. Они были моим единственным трофеем после той безумной вылазки.

Настя, услышав грохот на кухне, выскочила из своей комнаты. Увидев меня, она громко ахнула. Её глаза округлились от ужаса, будто перед ней стоял ожившийся мертвец. Я, видимо, выглядел так, словно меня сперва жевала гигантская корова, а потом с отвращением выплюнула обратно. Одежда висела лохмотьями, вся в грязи и разорвана в нескольких местах. Волосы торчали во все стороны, а на щеке красовалась длинная царапина, уже успевшая запечься тёмной корочкой.

— Игорь, что случилось⁈ — она подбежала ко мне, хватая за плечи и с тревогой заглядывая в глаза. — На тебе лица нет! Господи, ты где был? На тебя кто-то напал? Может, в больницу надо?

— С ветки упал, — коротко бросил я, не желая вдаваться в подробности.

Рассказывать про волков-мутантов и зеленокожих лесных богинь? Это верный способ загреметь в местную психушку, где меня будут кормить таблетками и спрашивать про моё детство.

— Не волнуйся, жить буду. Просто немного поцарапался.

— Какая ветка⁈ Игорь, да у тебя полрубашки нет!

— Большая ветка была, — отрезал я. — Прости, но мне надо кое о чём подумать…

Я смущённо улыбнулся и закрыл дверь, оставив сестру стоять посреди зала в полной растерянности. Мне нужно было побыть одному. Собраться с мыслями. Понять, что, чёрт возьми, вообще со мной произошло там, в лесу.

Прислонился к двери спиной и на несколько секунд закрыл глаза, тяжело дыша. Сердце всё ещё колотилось где-то в горле. Кухня. Моё убежище. Только здесь, среди знакомых запахов жареного лука, специй и свежего хлеба, среди привычных кастрюль и сковородок, я чувствовал себя в безопасности.

Дрожащими руками я достал из кармана тот самый зелёный лист. Он не завял. Даже не потемнел по краям. Он всё ещё оставался идеально свежим, упругим и гладким, будто его только что сорвали с ветки. Я поднёс его к лицу и глубоко вдохнул. Он пах мёдом, летним дождём и той самой лунной мятой. Аромат был таким живым, таким пронзительно настоящим, что у меня снова закружилась голова, и на секунду перед глазами всплыли её бездонные зелёные глаза.

Я аккуратно положил лист на самую верхнюю полку, подальше от любопытных Настиных глаз. Пусть лежит там. Как напоминание о том, что я не совсем сошёл с ума.

Затем я взял один из бутонов и покрутил его в пальцах. Он был плотным и упругим, как маленький камушек, размером с крупную горошину. Я положил его на разделочную доску и взял свой самый тонкий и острый нож — тот, которым обычно разделывал рыбу. С замиранием сердца я аккуратно, самым кончиком лезвия, сделал на бутоне небольшой надрез.

Из него, словно из проколотого мешочка с мукой, на доску посыпалась мельчайшая, почти невесомая изумрудная пыльца. Она легла на тёмное дерево ровным, бархатистым слоем, переливаясь в тусклом свете кухонной лампы крохотными искорками.

Я долго смотрел на неё, не решаясь прикоснуться. В голове крутилась дурацкая мысль: а вдруг это яд? Но…

Набравшись смелости, я наклонился и осторожно, самым кончиком языка, коснулся зелёного порошка.

Во рту взорвался настоящий фейерверк ощущений, от которого я едва не закашлялся. Это было невероятно — ничего подобного я не пробовал никогда в жизни. Сначала накатила волна ледяной, почти обжигающей мяты, которая ударила по языку и нёбу с силой арктического ветра. Затем — резкая, почти цитрусовая кислинка, от которой мгновенно свело скулы. И в самом конце — острое, согревающее послевкусие, отдалённо похожее на имбирь.

Вкус был таким ярким, таким мощным и концентрированным, что у меня на глазах выступили слёзы, и я вцепился в край стола, чтобы не упасть.

Аромат, который поднялся от пыльцы, мгновенно заполнил всю кухню. И этот запах — он немедленно вернул меня туда, на дно оврага. Я снова почувствовал её прохладное дыхание на своей щеке. Снова увидел её бездонные зелёные глаза, полные древней мудрости. Снова ощутил на своих губах её