— Любопытно, — генерал улыбнулся, но взгляд остался внимательным. — Слушаю вас.

— Мы перед отъездом из Польши сделали видеозапись театрального спектакля с очень близким мне человеком. Это постановка, в которой играет моя мама — Раиса Аркадьевна. Она всю жизнь работала в провинциальном театре, и это был, пожалуй, её лучший выход на сцену. Мы с Костей записали всё на плёнку, смонтировали, обработали — как смогли. Хотелось бы передать её в Москву на центральное телевидение. Чтобы мама знала, что не зря играла. И чтобы те, кто остался, кто ее знает и любит, могли её увидеть.

Генерал стал чуть серьёзнее. Он кивнул, будто что-то сверяя у себя в голове.

— Это несложно. Курьерская почта есть, через посольство или с одним из экипажей «Аэрофлота». Только дайте плёнку и адрес.

Я вытащил из папки аккуратно обёрнутую видеокассету.

— Вот, — Инна протянула пакет. — Адрес, если можно, не просто по почте, а чтобы кто-то из передал лично. Это важно. Мама упрямая, она может не поверить, что всё это не розыгрыш.

Генерал взял кассету, подкинул на ладони, будто проверяя вес, и положил на стол рядом с папкой со служебными документами.

— Сделаем. Такую просьбу выполнить несложно. И это… правильно. Люди должны знать, что о них помнят.

Он встал, посмотрел в окно.

— Знаете, в нашей работе редко бывает что-то настоящее. Всё игра, позиции, маски. А тут — реальность. Искренность. Спасибо, что напомнили.

Повернувшись, генерал снова стал строгим и деловитым.

— Ну а теперь — к делу. У вас есть сутки на адаптацию. Завтра — первый инструктаж. И прошу сразу: никаких самодеятельностей. Здесь другие правила. Не удивляйтесь наблюдателям и контролерам. Некоторые будут в самых неожиданных местах.

Инна кивнула. Я тоже.

Когда вышли из касы, солнце уже начало ощутимо припекать. Воздух был горячим и пах манговым сиропом.

Глава 2

Пока «Волга» катилась по тихому переулку, взгляд ни за что не цеплялся. Но когда мы оказались на широкой улице, реальность вдруг обернулась ожившей киноплёнкой. Когда вчера мы ехали из порта, то были измучены, да и плотные шторки не способствовали нашему любопытству. Сейчас же…

Вот, под тяжелыми тенями старинных платанов, стоял парад автомобилей, словно на вечеринке века. Cadillac, Buick, Plymouth, Oldsmobile — машины с формами, рожденными в золотую эпоху 50-х и 60-х, казались героями другого мира.

Инна словно вдыхала этот момент губами, и чуть прижавшись плечом к двери, легко вздохнула:

— Не в Америке… но как будто именно здесь.

На повороте показался таксист — невысокий, в соломенной панаме, с румяными щеками. Он подбежал к одному из автомобилей, похлопал по капоту и сказал кому-то за кадром:

— Хорошая работа, с душой.

Голос дрожал от гордости и усталости. Казалось, что эти старые машины не просто средство передвижения, а символ: крепкие, несмотря на годы. Спойлером его фразы стало ощущение, что кубинская жизнь умеет растить красоту из невозможности.

— Ремонт с душой, — прошептал заинтересованный голос Инны, — это суть не только машин, но и людей здесь.

Я тихо спросил:

— Понравилось?

— Очень, — ответила Инна. — Кажется, в них спрятаны интересные и увлекательные истории.

— Они родом из прошлого Америки. Ещё до революции в Гавану стекалось всё — и машины, и мечты. А потом… все сохранили, потому что иначе не на чем было бы ездить. У них их не просто хранят, они ими живут, — произнёс генерал, и его глаза светились тихой решимостью.

Около кафе, в заросшем живописными цветами дворе, к такой машине прикоснулся какой-то турист. Его рука ласково скользнула по хромированной ручке дверцы, находя тепло и память. Сияние лаков выглядело почти как свеча — немного подёргивало, освещая паутинки времени.

Где-то позади слышались гитарные переборы, но они растворились в басовитых звуках двигателей. Воздух был густым от запаха бензина, асфальта и жарких духов. В голове мелькала мысль, что этот автотранспорт — персонажи Гаваны: они говорят без слов об эпохе, когда Куба мечтала и изменялась.

— Представляешь, если бы эти машины могли говорить… — начал ее едва слышный голос, но дальше она не продолжила.

На углу квартала, в пыли осеннего утра, из-за колонны пальм вынырнул ЗиЛ-130, перекрашенный в сочный лаймовый цвет. За ним тянулся странный прицеп — длинный, с прорезанными по бортам прямоугольными окнами, чуть приподнятый над шасси. Вместо обычного автобуса — самодельный пассажирский полуприцеп, похожий на вагон без рельсов. Металлический корпус уже поблек от солнца, но аккуратно подкрашен белой эмалью. На крыше — железная решетка с привязанными ящиками, под ней открытые люки в роли кондиционеров.

Люди заходили через заднюю платформу, как в трамвай. Старушка в белой панаме передала корзину с гуавой молодому пареньку в майке «CUBA LIBRE» и поднялась по ступенькам, цепко ухватившись за поручень. Салон изнутри обшит деревом, на окнах — занавески из ситца. Под каждым сиденьем, чьи-то ящики, толи с бананами, толи еще с чем, пыльными сумками и чьими-то вещами.

Водитель из кабины ЗиЛа высунул руку и привычно посигналил. Двигатель подал голос, коробка громыхнула, и вся сцепка медленно тронулась, словно караван в новой эпохе. Шины провели по раскалённому асфальту линию, похожую на след утюга.

Над прицепом развевался флаг — выцветший, но гордый. На его фоне казалось, будто сама Гавана говорит: «Импровизация — наша традиция».

Небольшая пробка тронулась и этим самым намекнула на движение. Солнце поднялось чуть выше, и отблески хрома мигнули в его лучах, будто приветствуя начало новой истории. Именно здесь, среди дышащих металлом авто прошлого, началось для нас настоящее для нового этапа нашей жизни.

Через пять минут мы уже ехали по дороге, обсаженной пальмами и красными цветами, которые я раньше только в учебниках видел. Генерал вёл машину сам — уверенно, даже резко, как человек, у которого под контролем не только руль, но и всё происходящее.

— У нас центр небольшой, — говорил он, не отрываясь от дороги. — Но стратегически важный. Радиоперехват, мониторинг эфира, кое-что ещё. Медчасть — автономная, она вся на вашем попечении. Есть медсестра, местные переводчики, но решать будете вы.

— Насколько широк профиль? — спросил я.

— От ожогов до психосоматики. Тут климат, комары, плюс ребята на нервах, вдали от дома. Медики здесь на вес золота.

Мы свернули с трассы, проехали через контрольно-пропускной пункт с солдатом в панаме и оказались в огороженном