— Да, леди, можете, — буркнул парень.

— Благодарю. В таком случае — возвращаемся к теме нашего разговора. Итак, упомянутые мною кустарники и травы — эндемики, которые можно встретить лишь в нескольких уголках на материке. Хотя родственные растения, не имеющие магических свойств, распространены очень широко. Правильно рассчитанное количество растительного эффектора может выгодно дополнить картину, написанную минеральными красками. Но об этом — на следующих занятиях. А общая система, надеюсь, достаточно очевидна. Если всё-таки есть вопросы по вышесказанному, то сейчас их можно задать.

Я немедленно поднял руку:

— Позвольте, леди? Вот, предположим, у меня есть только один краситель, из вереска. Каково минимальное количество, чтобы активировать переход?

— Точного ответа не существует. Чисто теоретически, если художник — очень большой талант, можно ограничиться схематичным карандашным наброском, который дополнен несколькими мазками эффектора. Но на практике это вряд ли возможно. Пейзаж приходится прорабатывать тщательно и подробно. И красителя в этом случае потребуется достаточно много, пусть даже он сосредоточен лишь в нескольких местах на картине. Эти места придётся прокрасить густо, слоями.

— Ага, спасибо. А если рядом стоят два равноценных эскиза, с детализацией, и их теперь раскрашивают, то переход откроется раньше там, куда красок вбухают больше?

Она чуть заметно хмыкнула:

— В абстрактном примере — да, так и будет. Но в реальности это так не работает. Не бывает двух абсолютно равноценных эскизов. Картины для переходов не поддаются копированию, каждая из них — штучный экземпляр. Даже если вы дадите двум живописцам совершенно одинаковое задание, они напишут пейзаж по-разному, каждый на свой манер. И количество краски тоже будет разниться.

— Ладно, — сказал я, — тогда сформулирую по-другому. Если художник совсем бездарный, то не поможет даже кастрюля краски, это понятно. А если художник — вроде и ничего, но картина не открывается сразу? Есть вероятность, что переход появится, если мы раскрасим её сильнее?

— Вы спрашиваете, можно ли количеством компенсировать недостающее качество? Да, но лишь в очень незначительной степени. Если картина — так себе, но всё-таки имеет изюминку, то обильное использование эффектора ускорит процесс. Но переход в этом случае вряд ли будет стабильным и удобным для применения. Если художник видит, что картина недостаточно хороша, то он скорее внесёт поправки или напишет новую, чем будет вбухивать краску, как вы выражаетесь.

— Хм, понятно. Но разноцветная картина — всё-таки лучше, чем одноцветная?

В аудитории захихикали снова, сразу несколько человек, но на этот раз преподавательница не стала делать им замечание. И даже улыбнулась сама:

— Мне нравится ваш исследовательский задор, Вячеслав. Но, во-первых, вы опережаете события. Наберитесь терпения. О дозировках краски у нас ещё зайдёт речь, но позже. А во-вторых, вы слишком обобщаете. Повторюсь — корректный ответ зависит от обстоятельств. Если пейзаж — без архитектуры, то роль цвета растёт, а значит, и красок требуется больше. Но без архитектуры почти никто не рисует, как вам, вероятно, уже рассказывал ваш декан. Эти рассуждения, впрочем, уводят нас от темы занятия. Они важны для художников, а вы — следопыты. Так что давайте не отвлекаться.

И она продолжила рассказ о пигментах — где они залегают на континенте и каким способом добываются.

На обед я пошёл в компании с Бойдом. Позвал и другого парня, сидевшего у окна, но тот вежливо отказался.

— Утомляют эти сословные пляски, — сказал я Бойду, когда мы с ним спускались по лестнице. — Нет, я всё понимаю — не привык парень к общению с лордами. Но мы же вроде перед ним не понтуемся, не требуем кланяться. Идём на контакт. Так зачем шарахаться?

— Правильно тебе леди сказала — не торопись, — усмехнулся Бойд. — Полезное правило, возьми на заметку — и на занятиях, и на переменах. Дай парню время к нам присмотреться. Стереотипы так быстро не преодолеваются.

— Слушай, откуда ты такой рассудительный? Мухи дохнут.

— А каким я, по-твоему, должен быть? — пожал он плечами. — Мне двадцать пять, я здесь перестарок. Сам уже не рассчитывал, что проявится дар. И родители уже с мыслью смирились, что наследницей будет сестрёнка младшая, ей тринадцать сейчас.

В столовой был раздаточный стол, к которому народ подходил с подносами. Предлагалось на выбор два главных блюда — котлеты с вермишелью и говяжье рагу в горшочке. Круто, по-моему, хотя некоторые морщили нос. Мне даже любопытно стало — а что они, собственно, ожидали здесь получить? По тазику чёрной икры на рыло?

Впрочем, похоже, моя гипотеза была не столь далека от истины, потому что мажоров из шайки Грегори в столовой не обнаружилось. Предпочли, очевидно, какую-нибудь ресторацию в городе. Ну, и правильно, туда и дорога. Секс-бомба Нэсса тоже отсутствовала.

В дальнем углу я заметил Бруммера — тот сидел уже не с двумя девицами, а сразу с четырьмя. Они то смотрели на него томными взорами, то косились друг на друга ревниво. Две первопроходчицы, начавшие охоту ещё вчера, теперь сидели к объекту ближе, чем припозднившиеся.

Илсу я тоже высмотрел. За одним столом с нею расположились три барышни — с её факультета, как я предположил. Разговор там шёл оживлённо, хотя Илса в основном слушала и молчала.

Мы с Бойдом отыскали свободный столик и сразу принялись за еду, пока не остыла. Рагу было густое, наваристое, с овощами и зеленью, и я работал ложкой, не отвлекаясь. За ушами трещало, что называется. Лишь опустошив весь горшочек, я перевёл дыхание, развалился на стуле и обвёл помещение сытым взглядом.

— А ничего так, — констатировал я. — Кормёжка отменная, интерьер симпатичный. Особенно панно смотрится прикольно, загадочно.

— Какое панно? — заинтересовался Бойд.

— Ну, вон то, в торце.

На голубоватой стене виднелся узор из серебристых линий, словно туда наклеили ёлочный дешёвенький «дождик» — вроде бы в хаотичном порядке, но, если приглядеться, улавливалась некая упорядоченная структура.

— Куда смотреть-то? — не понял Бойд, озираясь.

— Говорю же — в торце.

Я ткнул пальцем в нужную сторону.

Панно имело метра три в ширину и два в высоту. Оно начиналось в самом низу, у плинтуса, и было частично скрыто столами. Решение представлялось мне странноватым — логичнее было бы поместить рисунок повыше.

Линии блестели едва заметно — и чем дольше я всматривался, тем сильнее становилась иллюзия, что они расположены не на плоскости, а в трёхмерном пространстве. Как будто вместо стены была ещё одна комната, затенённая, а в ней