— Нет! Только не это! — Я застонал и навалился спиной на холодный лабораторный стол, уцелевший неведомо каким способом.

— Ну вот и договорились! — Весело хохотнула жёнушка, погладив выпирающий живот.

Её жизнеутверждающий смех подхватил и Вольга Богданович, чтобы ему пусто было!

— Привыкай, мой мальчик! Настоящая магия всегда требует жертв!

Глаша ласково провела рукой по моей щеке.

— Не драматизируй, котёнок! В следующий раз я приготовлю тебе восстанавливающее зелье с клубничным вкусом. Обещаю!

Я лишь застонал в ответ, глядя в потолок. Но почему-то на душе стало спокойнее. Пусть это и был сумасшедший риск, но они нашли ответ. И имя ему было не «проклятье», а «сын». Но я всё равно посмотрел на Глашу с немым укором.

— Ну что, доктор, какой вердикт? Я смогу жить с этим даром, и не прибить случайно кого-нибудь из своих родных, друзей и товарищей?

Она не ответила сразу, перекладывая какие-то блестящие инструменты на столе с таким видом, будто только что провела обычный осмотр, а не три часа пыталась выяснить, и что у меня там такое? Вольга Богданович, ставший верным помощником Глафиры Митрофановны в её исследованиях (она забрала бразды правления лабораторией в свои руки, но дедуля, казалось, был только этому рад), с интересом разглядывал показания какого-то хитроумного циферблата, густо усыпанного рунами.

— Вердикт… — наконец отозвалась Глаша, поднимая на меня свои блестящие глаза. — Ты — самый нетипичный пациент, с которым мне доводилось работать. И да, с тобой всё в порядке. Даже лучше, чем должно было быть. Гораздо лучше.

— Это потому, что я так старался? — с хитрым прищуром поинтересовался я, натягивая новую рубашку, которую мне приготовили. Гимнастерка, побывав в «нечеловеческих» условиях, пришла в полную негодность

— Это потому, что метаморфоза, хоть и была спонтанной, прошла… идеально, — в её голосе прозвучала неподдельная зависть учёного, столкнувшегося с настоящим феноменом. — Твоё тело не отвергло новую форму, а приняло её, как родную, и вернулось обратно без каких-либо повреждений. Организм адаптировался. Ты не просто носитель сущности Змея — ты с ней единое целое!

Я молча переваривал её слова. Единое целое с чудовищем, которое чуть не сожрало самых близких мне людей. Не самая обнадёживающая перспектива. Но именно об этом и предупреждал меня Каин. Да и «мастер Йода» об этом тоже вскользь упоминал.

— То есть «это» может повториться? — спросил я прямо.

— Не «может», а обязательно повторится! — так же прямо ответила Глаша. — Но не спонтанно. «Это» может быть призвано. Тобой. Осознанно. И контролируемо.

В лаборатории повисла тишина. Даже Акулина, всё это время нервно шуршавшая какими-то древними пергаментами в углу, замерла.

— Ты предлагаешь мне… научиться этому? — произнёс я с недоверием. — Превращаться в змея по щелчку пальцев?

— Я предлагаю тебе перестать бояться части себя, — поправила она. — Страх рождает неуверенность, неуверенность — потерю контроля.

Старик одобрительно хмыкнул, отходя от магического артефакта непонятного мне предназначения.

— А невестка права, Ромка! Лучше иметь за душой такого козыря, чем всю жизнь оглядываться, не начнёт ли у тебя вдруг хвост отрастать. Да и… — он хитро прищурился, — с твоими-то талантами, да под нашим руководством… Это ж какой мощный инструмент воздействия на всё и всех может получиться! Сила настоящего хтонического чудовища и древнего божества в твоих руках внучек!

Инструмент? Оружие? Ещё недавно я бы с радостью отказался от такого «дара». Но сейчас, глядя на серьёзное лицо Глаши, на спокойную уверенность старика, я понимал — они оба правы. Теперь — это моя природа. Моя проблема и моя сила. Куда более мощная и смертоносная, нежели ведьмовской дар седьмого чина.

Мысль о контроле над чудовищем внутри меня была одновременно пугающей и пьянящей. Но её сразу же затмила суровая реальность.

— Обучение, испытания… это всё займет недели, если не месяцы, — сказал я, глядя на своих родных. — А у нас нет этого времени. Мне нужно в Москву. Сегодня. Сейчас.

Тишина в лаборатории стала невыносимой, и в ней утонули все наши «если» и «но». Сейчас прежде всего — ответственность. И счет времени. С испытаниями на сегодня, да и на ближайшее время было покончено. И мы вернулись в особняк.

Мы собрались все вместе в каминном зале особняка за столом, накрытым Пескоройкой. Понимая, что особая пышность была не нужна, стол был весьма скромным. Да и нас, в общем-то тоже было немного: я, Глаша, Акулина, оправившийся от ран капитан госбезопасности Фролов, отец Евлампий, дедуля, да два упыря, на которых на всё время недовольно косился наш святой отец. Вольга Богданович в еде вообще не нуждался, а Каину с Матиасом обычная пища наслаждения не приносила, хоть они и могли её употреблять без вреда для себя.

Я посмотрел в окно, где уже сгущались ранние осенние сумерки. Где-то там, за сотни километров отсюда, гремела война.

— Каждая минута здесь — это минута, за которую кто-то платит кровью… — с горечью произнёс я.

— Ты поедешь, — заверила меня Глафира Митрофановна. — Но не с пустыми руками. Твой дар нельзя игнорировать — надо подстраховаться… На всякий случай.

Вольга Богданович шумно почесал затылок, тоже взглянув в окно.

— Верно сказано, невестушка. Твой новый дар, Ромка, не оставить в поместье. Он часть тебя. И ты поедешь с ним…

— С дорогой тоже загвоздка, товарищи… — подключился к обсуждению дальнейших планов чекист. — Отсюда, из вашей глухомани, до ближайшего авиатранспорта — добрых два дня пути. И это при условии, что нас опять леший своими тропами через лес проведёт…

— Леший проведет, — заверил я Лазаря Селивёрстовича. — Тут проблем не будет.

— Немецкие диверсанты и наши наступающие части эти места тоже опасными сделали — мины чуть не на каждом шагу, хоть теперь это и опять наша земля… А нам так до самой Москвы…

— А если нашей, усовершенствованной тропой… — заикнулся, было, дедуля, но неожиданно «на дыбки» встал Каин:

— Вот, уж, чего не надо — так не надо! У меня до сих пор от вашей «усовершенствованной» тропы изжога, несварение и головная боль. А я, к примеру, немертвый — у меня не может голова болеть!

— Что, настолько всё серьезно? — вскинулся старик, старающийся всеми правдами защитить своё детище. — Ведь работает она! Быстрая…

— И работает, и быстрая, Вольга Богданович — спорить не буду,