Да, я уже договорился с бароном Земитским по поводу Праздника. Вот только… мы не обговаривали мою новую идею, которая потребует намного больше затрат и усилий. Одобрят ли они это? Как знать…

В кухне повисла гнетущая тишина. До них дошло. Вся моя гениальная стратегия, весь мой титанический труд, весь этот будущий триумф упирался в одну-единственную бумажку. В подпись. В печать. В банальное, унизительное разрешение от людей, которые ничего в этом не смыслят.

— Так позвоним маме! — вдруг выпалила Даша так громко, что Вовчик подпрыгнул. Она хлопнула себя ладонью по лбу с видом человека, которого осенила гениальная мысль. — Ну конечно! Она может всё устроить!

— Даш, сегодня воскресенье, — Настя устало опустилась на табурет, её плечи поникли. — Ты можешь себе представить барона, который в свой единственный выходной день бросит все дела, чтобы выслушать какого-то выскочку с его идеей про гигантский мангал? Да он твою маму вместе с нами пошлёт… до понедельника. А в понедельник у него совещание. Потом приём граждан. Потом обед. Потом ещё какая-нибудь важная ерунда. Пока мы до него доберёмся, праздник уже давно закончится.

Её слова были пропитаны таким беспросветным пессимизмом, что мне на секунду самому стало дурно. Она была права. На сто процентов права. В этом и заключалась вся гнилая суть этого сонного, неповоротливого мирка. Да в принципе наверно и всех миров. Везде все одно и тоже. Надо ждать, просить. Унижаться. Надеяться. Ходить по скрипучим коридорам, стучаться в двери и заискивающе улыбаться.

И в этот самый момент внутри меня что-то громко и отчётливо щёлкнуло. Словно лопнула туго натянутая струна. Хватит этих сомнений. Хватит этой вязкой, удушающей неопределенности. Хватит играть по их правилам. Я не проситель. Я не мальчик на побегушках.

— У меня нет номера барона, — отрезал я. Мой голос зазвенел холодной сталью, и я сам удивился этой перемене. Я выхватил из кармана старенький смартфон с такой резкостью, будто это был дуэльный пистолет. В глазах девчонок мелькнул испуг, даже Вовчик как-то весь подобрался. — Но у меня есть номер Натальи Ташенко. И знаешь что, Настя? Мне глубоко плевать, что сегодня воскресенье. Мне плевать, отдыхает барон, пьёт он чай или вышивает крестиком. Потому что я не собираюсь ждать до понедельника.

Я нашёл в списке контактов заветное имя и, не позволяя себе ни секунды на раздумья, нажал на кнопку вызова. В трубке раздались длинные, тягучие, почти издевательские гудки. Моя маленькая команда замерла, боясь дышать.

Гудок. Ещё один. Я уже приготовился к неизбежному — к тому, что никто не ответит, но тут гудки резко оборвались.

— Слушаю, — раздался в трубке ровный, холодный голос Натальи.

— Наталья, здравствуйте, это Игорь Белославов, — произнес я примерно таким же ровным голосом как и у нее, — Простите, ради бога, что в воскресенье вас дёргаю, но у меня тут… срочное дело, которое полыхает синим пламенем. Идея, которая может всё изменить…

— Я ждала твоего звонка, Игорь.

Её голос, ровный и холодный, как лезвие только что заточенного ножа, обрубил мою тираду на полуслове. Я опешил. Замолчал так резко, что, кажется, прикусил язык. Ждала? В смысле — ждала? Откуда? Мои мысли заметались, как крысы на тонущем корабле.

— Я знала, что ты не из тех, кто будет сидеть и ждать, пока всё решится само собой, — продолжила она всё тем же стальным тоном, в котором не было и намёка на выходной день. — Это было бы на тебя не похоже. У тебя есть ровно минута. Излагай.

Одна минута. Шестьдесят секунд. Что ж… этого хватит. Я сделал глубокий вдох. В голове пронёсся ураган из чертежей.

— Я не хочу просто накормить город, Наталья. Я хочу устроить им представление, которое они запомнят! — заговорил быстро и чётко, вкладывая в каждое слово всю свою страсть. — Я разработал конструкцию… это настоящий кулинарный корабль на колёсах! Огромный, передвижной, с несколькими ярусами для огня, с гигантским вертелом, со встроенной коптильней! Я назвал его «Царь-Мангал»! Это будет сердце праздника, зрелище, которое притянет на площадь всех! Но мне нужно одобрение Совета и Управы. Сегодня. Если мы упустим время, завтра будет уже поздно! Так как конструкцию сделать за пару дней не получится.

Я замолчал, переводя дух. Я не просил, а продавал ей мечту, завёрнутую в дым и огонь. Предлагал ей билет в первый ряд на лучшее шоу в истории этого города.

На том конце провода снова воцарилось молчание. Но теперь оно было другим. Не холодным, а задумчивым. Я почти физически ощущал, как там, в своём доме, эта женщина взвешивает все «за» и «против». Как в её умных, пронзительных глазах бегут строчки расчётов: политические очки, общественное мнение, риски, выгода…

— Барон сегодня с семьёй за городом, — наконец произнесла она, и каждое её слово падало в моё сердце, как камень в воду. — У них какая-то семейная дата.

Ну вот и всё. Приехали. Финита ля комедия.

— Но, — добавила она после паузы, которая показалась мне вечностью, — я думаю, что его жена, Вера Андреевна, не простит ему, если упустит возможность увидеть такое… представление. Она обожает всё новое, яркое и эффектное. А твой «Царь-Мангал», судя по названию, именно такой.

Я выдохнул. Похоже зацепило.

— Дай мне пять минут, — отчеканила Наталья. — Я перезвоню.

— Спасибо! Наталья, спасибо вам огромное! Если всё получится, я приготовлю для вас нечто невероятное!

В трубке раздался короткий, едва слышный смешок. Сухой, как треск льдинки, но это был он. Железная леди, гроза всего города, усмехнулась.

— Игорь, — её голос потеплел на полградуса, не больше, но я это почувствовал, — можешь уже начинать точить ножи. Думаю, ответ не заставит себя ждать.

Телефон замолчал. Я медленно, с каким-то совершенно новым, незнакомым мне доселе чувством, опустил руку. Тишина на кухне стала оглушительной. Воздух, ещё минуту назад плотный и тяжёлый от напряжения, вдруг загудел, словно натянутая струна. Казалось, он потрескивал невидимыми искрами, пах большими, очень большими переменами.

Я медленно обвёл свою маленькую, ошарашенную команду горящим взглядом. Куда-то испарилась вся утренняя усталость, исчезли сомнения и вязкая, липкая неопределённость, что точила меня изнутри последние дни. Всё это сгорело дотла в ярком пламени внезапно вспыхнувшего азарта. Осталась только чистая, холодная, как сталь, ярость. Ярость игрока,