Ветер хлестал по лицу, выбивая слёзы из глаз. Внизу, в воде догорали и погружались обломки «Нимбуса», отбрасывая на волны тревожные, кровавые блики.

«Дура! Какая же ты дура, Шондра!» — пронеслось в её голове, когда холодные объятия океана сомкнулись над ней.

Удар оказался жёстким, но не смертельным.

Холод обжёг, выбил воздух из лёгких.

На миг турельщица отключилась, потеряла сознание.

Солёная вода хлынула в рот, в нос, заставляя панически закашляться. Она начала тонуть, тяжёлая одежда тянула вниз, прочь от блестящей ряби на поверхности океана, прочь от солнца, в непроглядную, враждебную тьму.

И вот, когда лёгкие уже горели огнём, а в глазах плясали красные круги, она позволила этому случиться. Она отпустила контроль, который держала всю жизнь. Она позволила своей истинной природе взять верх.

Боль была острой, но короткой. Словно тысячи иголок одновременно вонзились в её кожу. Она почувствовала, как меняется её тело. Как ломаются и перестраиваются кости, как растягиваются мышцы. Кожа на шее натянулась, и с обеих сторон, с тихим, влажным хлюпаньем, прорезались жабры, тут же жадно втянувшие в себя воду.

Пальцы на руках и ногах удлинились, а кожа между ними натянулась, превращаясь в широкие, упругие перепонки. Позвоночник изогнулся, тело стало более обтекаемым, гибким, созданным для воды.

Боль ушла, сменившись чувством невероятной, пьянящей свободы.

Шондра больше не тонула. Она была частью этого мира. Она вернулась домой, хотя не считала его родным.

Открыв глаза, Шондра увидела всё так же чётко, как на суше. Тёмная толща воды больше не была для неё преградой. Она видела течения, видела стайки испуганных рыб, проносившихся мимо. Видела каждый пузырёк воздуха, поднимающийся от обломков, уходящий на глубину.

И она увидела его.

Волк находился без сознания, зажатый в искорёженном кресле пилота. Его тело безвольно покачивалось в воде, а из разбитой головы медленно вытекала тонкая струйка крови, окрашивая воду вокруг в розовый цвет.

Шондра ринулась к нему, её новое тело двигалось с грацией и скоростью торпеды. Она подплыла к обломкам и попыталась высвободить капитана из ловушки.

Но ничего не выходило. Её тело хоть и стало гораздо сильнее, но не справилось с покорёженным металлом.

И тут она заметила движение.

В воду плюхнулась ещё одна торпеда. Живая.

Тёмная на фоне далёкой поверхности фигура раскинула вокруг щупальца, точно осьминог. Нет, не щупальца. Волосы.

Резким движением они сократились, толкнув её вперёд и вниз.

Шондра с ужасом поняла, что это Кармилла. И сейчас она всё увидит.

Но турельщица сразу же отогнала эту мысль. Спасение Волка — только это сейчас имело значение.

Кармилла поравнялась с ней. Скользнула взглядом по жабрам и ластам Шондры.

В горящих глазах вампирши отразилась усмешка.

А затем её сильные руки без труда разорвали покорёженный металл, освобождая капитана. Девушки подхватили его под руки и устремилась вверх, к далёкому, спасительному свету солнца.

Они вынырнули на поверхность. Кармилла жадно глотала воздух, а вот Шондра наоборот, снова начала задыхаться. Ей пришлось начать обратную метаморфозу — пока частичную.

Перепонки ей всё ещё нужны, чтобы плыть.

Кармилла, с видом театрального критика, которому показали очень плохую, но очень дорогую постановку, лениво усмехнулась.

— Ну надо же, — протянула она. — Наша серая мышка, оказалась не мышкой, а селёдкой! И с какими жабрами! Дорогая, тебе этот перламутровый оттенок очень к лицу. Освежает. Только вот с маникюром беда. Перепонки — это так немодно в этом сезоне!

— Заткнись! — прорычала Шондра. — Волк не дышит! К берегу, быстро!

Вампирша перестала смеяться.

Волк был тяжёлым, но вместе они держали его легко, не давая уйти под воду. Они поплыли к ближайшему берегу — небольшому скалистому островку, торчавшему из воды в паре сотен метров от места крушения.

Вытащив капитана на скользкие, мокрые камни, Шондра опустилась рядом, тяжело дыша.

Её сердце колотилось с бешеной силой. Она смотрела на его бледное, безжизненное лицо и чувствовала, как ледяной страх снова сковывает её.

— Волк… — прошептала она, и её голос прозвучал странно, глухо. — Очнись… пожалуйста…

Взяв себя в руки, Шондра отбросила все мысли, оставив только холодный, выученный до автоматизма алгоритм действий. Она резко запрокинула голову Волка, очистила пальцами его рот от возможных остатков воды и водорослей, зажала ему нос и, сделав глубокий вдох, плотно обхватила его губы своими.

— Ну вот, — язвительно заметила Кармилла, стоя на коленях рядом и выжимая воду из своих длинных белых волос. — Наша тихоня оказалась главной по поцелуям в экипаже. Целуешь так, будто тренировалась на спящих принцах. Хотя кто его знает, может, и тренировалась… в своём подводном царстве.

Её голос звучал привычно насмешливо, но в нём не было прежней злорадности. Вампирша не сводила горящих красных глаз с бледного лица капитана, а её пальцы судорожно сжимали и разжимали складки мокрого платья.

Шондра игнорировала её.

Она оторвалась, сделала тридцать ритмичных и сильных нажатий на грудную клетку, считая про себя. Металлический протез Волка глухо стучал о камень при каждом толчке. Затем — снова два вдоха. Её тело, всё ещё частично пребывающее в амфибической форме, работало как идеальный механизм, не чувствуя усталости.

— Сердечно-лёгочная реанимация, — вдруг сказала Кармилла, и в её голосе проскользнула несвойственная ей нота задумчивости. — На восемьдесят процентов бесполезна вне стен медицинского учреждения. Наша жестянка про это как-то раз брякнула. Статистика — жуткая штука, да, селёдка? Особенно когда ты в эти двадцать процентов очень хочешь попасть

— Заткнись, тебе говорю! — снова прорычала Шондра. — Он суперсолдат! У него «Регенерис-75»! Он не может просто захлебнуться!

Кармилла покосилась на голову Волку, пробитый череп потихоньку зарастал.

— Да живой он, — фыркнула она. — На мертвецах не заживает.

Но всё же в её словах сквозило напряжение.

После очередного цикла компрессий Шондра снова склонилась для вдоха. И в этот момент тело Волка под её руками резко дёрнулось. Раздался хриплый, прерывистый кашель, и из его рта хлынула струя солёной воды.

Капитан судорожно вздохнул, его глаза закатились, пытаясь сфокусироваться на склонившихся над ним фигурах. Грудь поднялась в мучительном, но собственном вдохе.

— Вот и наш бабник проснулся, — выдохнула Кармилла, и в её голосе явно прозвучало облегчение. Она даже не попыталась его скрыть. — Решил, что двадцать процентов — это достаточно веская причина, чтобы вернуться и продолжить мучить нас своим обаянием?

Волк закашлялся