— Ну что, боец, — сказал он, опускаясь в кресло напротив. — Первый обмен прошёл?

— Вроде да. Без жертв. Даже с победами. Но я бы хотел сразу отчитаться.

— Валяй. Только не с бумажкой — мы же не в штабе. Устно, по-человечески.

Я кивнул и сел ближе, чуть приглушив голос:

— Провёл первую пробную операцию с деньгами. Как обсуждали — без шума, через контакт.

— Тот самый?

— Да. Часовщик. Проверен. Работает один. Не глуп. Техничен до педантизма. Проверял банкноты под микроскопом «Цейсса». Причём — с таким выражением лица, будто ставит диагноз пациенту.

Генерал слегка усмехнулся:

— А как отреагировал на сотки?

— Сначала — удивление. Сказал, что слишком свежие, серия 1981А. Потом явный интерес. Сам предложил курс 1 к 1.25, без торга. Видимо, либо клиент надёжен, либо сам не хочет рисковать с крупными номиналами от случайных туристов.

— Правильно соображает. Сотки часто паленные.

Я продолжил:

— Я ему отдал семь. Получил 875 мелочью. Все однушки. Пачку выдал перевязанную бечёвкой, будто письмо из Гаваны к команданте.

— Документы спрашивал?

— Нет. Ни слова. Но дважды повторил: «С вашими деньгами всё в порядке. Бюро бы одобрило». Я спросил — какое бюро. Он ответил: «Секретное. В Штатах». Видимо, играл на грани шутки и правды.

— Нет, он раньше работал с американцами, в бюро гравировки и печати (Bureau of Engraving and Printing), сокращённо BEP, является подразделением Министерства финансов США и занимается разработкой дизайна, гравировкой печатных форм и непосредственно печатью всех бумажных денежных знаков США.

— Серьезный дядечка, а я подумал, может, просто любитель стиля. Бывают такие.

Я замолчал, потом решился:

— Дальнейшую работу с ним продолжать?

Измайлов на секунду задумался, отхлебнул из фляжки и потер щеку:

— Да. Но без фанатизма. Раз в неделю максимум. Не пали его. Пусть живёт своей скучной жизнью. Нам нужен именно такой — тихий, незаметный, с хорошими глазами. И обязательно держи связь через «Друга». Любые изменения — сразу докладывай.

— Принято. И ещё…

Генерал приподнял бровь.

— У него почти полная база типографий по Латинской Америке. На память. Он только мельком глянул на одну из моих банкнот и сказал, что это печатали на «табачной бумаге из Огайо». Причём до 1982 года включительно. Дал понять, что по запаху отличит подделку за три секунды.

— Ну вот. Видишь, какие таланты тут скрываются. На кладбище старого мира. Ладно. Продолжай с ним аккуратно. А если будет что интересное — докладывай лично.

Он встал, стряхнул пепел и добавил:

— Завтра будут новости по линии резидентуры. Не про деньги, а про людей. Будь готов. И нос держи по ветру. Гавана может быть жаркой не только из-за солнца.

Он встал, хлопнул меня по плечу и сделал пару шагов в сумерки.

Он ушёл к себе в дом, оставив за собой тонкий след пряного табака и мысли, которые сразу стало некуда девать. Я остался сидеть на своей террасе под манговым деревом, слушал, как где-то высоко над головой шелестят листья, будто шепчутся о чём-то своём и медленно вращая в руке одну из однодолларовых купюр — настоящих, старых, с историей.

Скоро они начнут работать.

* * *

Суббота началась с запаха жареных бананов и громких голосов с улицы — кто-то из соседей ругался с торговцем ананасами. Сквозь жалюзи в окна лился ленивый свет, как будто и солнце решило взять выходной. Инна ещё дремала, укутавшись в простыню, а я уже варил кофе и неспешно листал блокнот с записями. Суббота — можно прийти в санчасть попозже.

Сигнал от «Друга» пришёл в голове, как обычно — тихо, но настойчиво:

— Прямая метка от генерала. Уровень приоритета: 2 из 5. Приглашение на беседу. Место — сад за его касой. Немедленно.

Я только усмехнулся, отставил чашку и переоделся в хaki-шорты и лёгкую рубашку. Суботнее утро началось со службы.

Измайлов уже ждал, он сидел на лавке под гибискусом, в обычной походной панаме и с табачной трубкой. На этот раз у него было лицо человека, у которого за ночь накопились новости. Не тревога, но что-то рядом.

— Садись, Костя. Будет разговор.

Я присел рядом. Дрон в кронах активировал глушение. Генерал кивнул, и без прелюдий начал:

— Есть ощущение, что под Гуантанамо что-то заварилось.

— На американской базе? Что именно?

— Пока ничего конкретного. Но с десяток признаков: повышение активности связи, движение топлива и технического персонала, две ночные выгрузки с катеров. Учитывая, что официально — у них «повышение безопасности на фоне сезона ураганов»… а по неофициальной линии — кто-то из наших «засветился» в районе колючки.

— Ты думаешь, готовят переброску?

— Или что-то закладывают. Или готовят «приём». Не знаю. Но это не мелочь. И мне нужно, чтобы ты подключил «Друга» и «Помощника» как говориться, по полной.

Я коротко кивнул:

— Обложить зондами?

— Именно. Не менее трёх. Пара повыше в воздухе и зотя бы один один морской — под видом камня что ли, главное — не спугни. Особо близко не приближаться к основному куполу и взлётке. Только периметр.

— Сканеры, шум, тепловые сигнатуры, электромагнитный профиль?

— Всё. И особенно перехваты голосовых каналов. Они стали болтать слишком открыто. Сканируй частоты, пеленгуй место радиопередач, в общем будь как моль в складке шинели. Да… не забудь визуальную съёмку, может быть кто-то мелькнет в окне или еще как во время радиопередачи, а мы будем в курсе кто именно владеет информацией.

Я активировал меню управления и включил синхронизацию. «Друг» мгновенно отозвался:

— Получено. Начинаю построение картографической модели периметра. Подготовка зондов к маневру — 6 минут. Требуется уточнение маскировки.

Генерал увидел мое напряженное лицо и хмыкнул:

— Я всё жду, когда ты попросишь у них совета, что на ужин приготовить. Удивительная техника.

— Они и это могут, — усмехнулся я. — Но у нас другие задачи.

Измайлов встал, посмотрел сквозь листву в сторону юго-востока:

— Там, за холмом, кусок другой страны. Своей. Но и не своей. На этой базе иногда решается больше, чем в Совете Безопасности ООН. Там пьют ром с агентами, вербуют местных, закладывают мины в умы. А сейчас… неясно. Слишком тихо.

— Тишина перед чем?

— Перед тем, как «они» попытаются сыграть на