но ничего не вышло: она рванула следом. Пришлось пытаться парировать, когда я понял, что если попытаюсь уклониться, то упаду, потеряв равновесие. И… я пропустил удар по ребру.
Лёгкое неприятное онемение не отвлекло меня и позволило, наконец, отскочить от сестры. Видимо, она ожидала более яркой эмоции на боль, так как замедлилась и даже изогнула бровь, а потом усмехнулась.
Я надеялся хоть на небольшую передышку, но Мария, не теряя темпа, тут же вновь рванула на меня, засыпая ударами.
Понимая, что нормально контратаковать я не в состоянии, начал уклоняться и подныривать, иногда парировать, раз за разом уходя от ударов. Изредка мне удавалось увидеть окно и, соблазнившись, атаковать. Несколько раз я почти коснулся её мечом — однажды клинок разрезал воздух у самой ее шеи, затем едва ощутимо чиркнул по бедру.
Удары Марии становились всё точнее и непредсказуемее, она читала меня всё лучше и лучше. Это раздражало.
Я снова пропустил удар, на этот раз в плечо — почти сразу после удачного уклонения. По ощущениям, ещё немного, и я получил бы вывих. Как хорошо, что у меня обезболивание!
Глупо отрицать её преимущество в этом типе боя, но и сдаваться так просто я не намерен.
Я сделал отчаянную попытку перейти в наступление, надеясь на эффект неожиданности. Всё же почти весь бой я занимал пассивную позицию.
Несколько быстрых выпадов, фехтовальная комбинация, которой с таким упорством обучал меня Аркадий Петрович, и которую я исполнял почти идеально. Единственную из всего набора. Но Мария хладнокровно отразила все удары.
Ситуацию я понимал и пытался не раздражаться. Она просто отыгрывается за вчерашний вечер! Я ведь и так ожидал этого. Но как же бесит её тупое упрямство и отрицание очевидного. Ничего, немного осталось. Уже завтра…
Но думать о посторонних вещах посреди активного боя на мечах — плохая затея. Мария поймала момент и сделала резкий шаг вперёд, блокируя мою деревяшку. Тут же следующим скользящим ударом по кисти заставила мои пальцы разжаться. Не от боли, это скорее рефлекс тела, но всё равно мало приятного. Мне только и оставалось, что отступить, смотря на то, как оружие падает на траву.
Мария ожидаемо расплылась в довольной улыбке. Она не стала меня добивать или использовать магию. Зачем, если и так доминировала весь спарринг? Пусть радуется, пока возможность есть. Недолго ей осталось.
Аркадий Петрович похвалил нас, после чего отпустил девушку готовиться к завтраку. Я же остался с ним, чтобы разобрать свои ошибки. Будто я их сам не понимал! Плохо мне даётся фехтование, тут ничего не поделать.
Старик просто показал, какие движения стоит отрабатывать на будущее, дал рекомендации.
— Я рад, что ты адекватно относишься к поражению, — сказал он, положив мне руку на плечо. — Ты не поддаёшься эмоциям, как раньше, не бежишь от неудач. Ты на правильном пути.
Слышать это было приятно, так что я слегка поклонился и поблагодарил его за тёплые слова.
В комнате меня ждала горячая ванна, из-за чего на моих губах расцвела довольная ухмылка. Марфа стала всё чаще прислушиваться к моим просьбам. Возможно, это лишь потому что она видела то, как наладились наши отношения с Холодовым. В любом случае, от других слуг я подобных изменений не заметил.
За завтраком Мария цвела и пахла. Вырядилась в довольно открытый летний сарафан. Она с аппетитом поглощала содержимое своей тарелки, даже не смотря в мою сторону — а ведь я находился напротив. Иногда казалось, будто она что-то напевает под нос. Ни грамма энергии от неё не исходило.
Мне нестерпимо захотелось сказать какую-нибудь гадость и подпортить ей настроение, но я сдерживал себя. Не сам ли жаловался на избыточную энергию и проблемную эйфорию от неё?
Перевёл взгляд на Аркадия Петровича. Он был задумчив, время от времени поглядывал то на сестру, то на меня.
Наконец, Мария закончила с трапезой и выскочила из-за стола, не говоря ни слова. Я услышал, как она в коридоре зовёт Марфу, а потом просит её подготовить стол и стул в тени деревьев. Я-то было подумал, что она так оделась, чтобы куда-то уехать.
— Я вчера поговорил с твоей сестрой, — спустя какое-то время после того, как девушка хлопнула входной дверью, сказал Аркадий Петрович. — Мне показалось, что она поняла свою ошибку.
— Надеюсь на это, — улыбнулся я.
Хотелось бы, но верится с трудом. Скорее, это затишье перед бурей. Но говорить об этом вслух я не стал.
— Спарринговаться вас сегодня вечером я не поставлю, — продолжил он. — Не хочу обострять конфликт. И ты тоже, прошу, завтра не подерись с ней. Избегай этого любой ценой.
— Сделаю всё от меня зависящее, — улыбнулся я ему и постарался показать как можно более честное выражение лица. Похоже, он купился.
После завтрака я поехал в город на встречу с Татьяной и Анной. Графиня просила меня не привлекать сестру, так как та «портит атмосферу».
Мы с Теплицкой полчаса просидели в кафе под навесом, прячась от летнего солнца. Анна водила ложкой по стенке чашки с чаем, задумчиво глядя в сторону.
Я поглядывал на свой телефон, на экране — ноль новых сообщений от Рожиновой, а старые не прочитаны. Анна так же пыталась звонить ей, но нарывалась на автоответчик.
В очередной раз выслушав запись, она отложила смартфон в сторону и начала мешать ложкой уже вторую кружку чая.
— Татьяна в своём репертуаре, — вздохнула она, прервав затянувшееся молчание. — Ты ведь не воспринимаешь её… активность всерьёз?
Теплицкая отвела взгляд и слегка покраснела. Я же, не стесняясь, смотрел на неё всё то время, что мы находились здесь. Какая же она красотка! Её платье скрывало всё интересное, но в то же время и подчёркивало. Наверное, именно таким дамам посвящали стихи поэты серебряного века.
— Активность? — изобразил я удивление. — Не совсем понимаю.
— Это хорошо, — она подняла кружку, словно пытаясь скрыть улыбку.
— Вопрос был бы, если ты шла бы мне хоть немного навстречу.
Она вздрогнула и прочистила горло. Говорить что-либо в ответ не спешила, но однозначно была смущена. Прекрасна, как ангел, со своими светлыми волнистыми волосами, обрамляющими