— Хорошо, — осторожно ответила я, пристально косясь на таинственного незнакомца, который упорно старался скрыть свое лицо от посторонних глаз. Мне было до неприличия любопытно, кто же скрывается под этим набившим оскомину капюшоном. Но не могу же я просто попросить его откинуть его, чтобы удовлетворить свое праздное любопытство? Может быть, у него лицо изуродовано шрамами или ожогами, поэтому он и прячет его в тени, и с моей стороны будет верхом бестактности проявлять к этому повышенный интерес. — Но кто вы? Почему вы решили мне помочь?

— Просто ваш случайный попутчик, — было слышно, как мужчина тихо хмыкнул, словно моя настороженность показалась ему забавной. — Уверяю вас, я не причиню вам никакого вреда, — такая простая фраза, произнесенная так уверенно и искренне, должна была успокоить меня, но но внутреннего умиротворения не было. Воспоминания предательски подкинули в сознание вчерашний дерзкий поцелуй, от которого по коже пробежали мурашки, и ту волну странных противоречивых эмоций, которые он во мне тогда всколыхнул. Я не знала, чего ждать от этого загадочного человека, и это пугало меня больше всего.

Я продолжала буравить его взглядом, отчаянно пытаясь выжечь хоть искру правды на этой безупречной, словно выточенной из камня маске. "Случайный попутчик", значит? Слова повисли в воздухе, как сорвавшийся с иссохшей ветки лист. Хрупкие, ненадежные, словно мираж в пустыне. Но, признаться, других вариантов у меня просто не было. Отказываться от помощи сейчас — верх несусветной глупости. Особенно когда в ушибленном запястье пульсировала невыносимая боль, а где-то глубоко под ложечкой скреблась ледяная лапа необъяснимой тревоги. До города добраться с проводником, пусть и таким загадочным, казалось единственным разумным выбором.

— Хорошо, — повторила я, стараясь вложить в голос ту уверенность, которой отчаянно не хватало внутри. — Тогда поедем вместе. Но… — я запнулась, собирая осколки храбрости в кулак, — никаких "неправильно понятых благодарностей", ладно? — колкость сорвалась с языка быстрее, чем я успела ее одернуть. Досадливое тепло залило щеки, и я тут же пожалела о сказанном. Злить человека, от которого исходила едва сдерживаемая мощь, было не просто неразумно, самоубийственно.

К щекам предательски прилила краска, выдавая с головой смущение и волнение. Незнакомец лишь тихо усмехнулся, и этот звук, тихий и мягкий, словно шелест опавшей листвы под ногами, почему-то заставил сердце болезненно сжаться. Словно от удара. Вот же наваждение. Стоило хоть немного расслабиться, поверить в ложную безопасность, как воспоминания о том мимолетном обжигающем прикосновении его губ огненной волной прокатывались по телу. Нужно было собраться, держать себя в руках, сохранять дистанцию. Не поддаваться на его провокации, какими бы они ни были.

Мы тронулись в путь. Молчание давило, словно тяжелый саван, прерываемое лишь монотонным шелестом леса, скрипом кожаной сбруи и глухим топотом копыт, размеренно отсчитывающих километры. Незнакомец словно нарочно держался на почтительном расстоянии, всем своим видом давая понять, что не собирается нарушать мое личное пространство. Я украдкой поглядывала на него, пытаясь уловить хоть что-то в непроницаемой тени, которую отбрасывал глубокий капюшон. Но лицо оставалось скрытым, словно тщательно оберегаемый секрет. Лишь иногда проблескивала бледная полоска кожи на волевом подбородке. Он казался погруженным в собственные мысли, отрешенным от окружающего мира, словно его душа блуждала в далеких и недоступных краях. Миллионы вопросов терзали меня, крутились на языке, но я сдерживала себя, стиснув зубы до боли. Не стоит совать нос не в свое дело, особенно зная, что в ответ может последовать лишь ледяное молчание и некоторое отчуждение.

И все же, несмотря на всю мою осторожность, на все недоверие, что-то в этом незнакомце манило меня, словно мотылька на огонь. Может быть, эта нечеловеческая сила, которую я ощутила еще в трактире, когда он одним лишь голосом усмирил пьяную ярость разбушевавшихся посетителей? Или таинственность, окутывающая его непроницаемой темной дымкой, не позволяющей заглянуть в глубины его души? А может, простое извечное женское любопытство, подогреваемое ощущением запретности, опасности, таящейся в каждом его движении? Не знаю. Но ехать рядом с ним было… странно успокаивающе. Зная, что рядом есть кто-то сильный, кто сможет защитить меня от опасностей, подстерегающих на этой проклятой дороге.

Без приключений, не обменявшись ни единым словом, мы добрались до города, когда вечерние тени начали сгущаться. Живот сводило от голода, и я чувствовала себя некомфортно, но было неловко жаловаться или просить об остановке, поэтому, когда мы, наконец, добрались до таверны, я была готова съесть целого слона и попросить добавки. Незнакомец, не говоря ни слова, проводил меня к дальнему укромному столику в углу, а сам с каким-то странным, неуловимым выражением на лице направился к трактирщику. О чем-то недолго, но оживленно переговорив с ним, он бросил на меня долгий изучающий взгляд, словно пытался прочесть мои мысли, и вышел из таверны, растворившись в сгущающейся тьме. Сперва я подумала, что он пошел позаботиться о лошадях, дать им отдохнуть после долгой дороги, но время шло, а он все не возвращался. Когда же ко мне, тяжело ступая, подошел трактирщик с подносом, на котором аппетитно дымилась еда, мое терпение окончательно лопнуло.

— О чем вы говорили с моим… — помимо воли промелькнула мысль, что я даже имени его не знаю. — спутником? — выдавила я, стараясь скрыть волнение в голосе.

— Он заказал вам ужин, милая леди, — ответил трактирщик, ставя передо мной дымящуюся миску с наваристой мясной похлебкой. Желудок издал утробное урчание, словно зверь, пробудившийся от долгой спячки, стоило мне только вдохнуть этот восхитительный аромат. — И, к слову, снял для вас комнату, — добавил мужчина как бы невзначай, словно делился незначительной новостью.

— Спасибо, — пробормотала я, чувствуя стыд и вину за то, что не могу поблагодарить его лично. С жадностью схватила деревянную ложку, готовая наброситься на еду, как дикий зверь.

— А он не сказал, когда вернется? — робко спросила я, заметив, что еду трактирщик поставил только для меня одной, и сердце быстро забилось в груди, предчувствуя недоброе.

— Он… Он сказал, что не вернется, — трактирщик удивленно вскинул густые косматые брови, словно не понимал этого вопроса. Его слова оглушили меня, словно удар грома среди ясного неба. Он ушел? Просто так? Бросил меня здесь, в этом чужом и незнакомом городе, не сказав ни слова?

Позориться расспросами я больше не решилась. Его