Чайник на плите, склянки с травами на полках. Сам не понимаю каким образом, но возможно, это память тела сработала, выбрал самую подходящую траву для заварки, отыскал молочные конфетки в буфете, утренний блин с мёдом на блюдце с голубой каёмкой.

Составил дары на поднос и чувствую, чего-то не хватает.

Цветов не хватает, без цветов лучше на такое дело не подвязываться.

В небольшом саду сорвал три милых цветка, похожих на ромашки и календулу одновременно, но голубые, что весьма странно, никогда таких не видел, хотя о чём это я. Память потеряна, и это всё объясняет, или ничего не объясняет, но отличная отмазка во всех непонятных ситуациях.

— Егор Петрович, там на кухне поднос, это что? Я же вам уху щучью, котлетки…

— Это для Алёны Олеговны…

Не успеваю договорить, как проворная няня уже повернулась и крикнула через плечо: «Так я отнесу, чего ж вы сами-то!»

— Стоять! Куда! Именно сам! Сейчас вот цветы в вазочку поставлю и отнесу, а уха — это очень хорошо, но позже. С Еленой разобрались?

Няня ещё не успела переварить и осознать первую часть информации, замерла на месте и стоит, преграждая мне путь на кухню, и удивлённо хлопая глазами. Похоже, у местного населения в этом городе вообще некоторая заторможенность, или этот мир настолько неспешный, что здесь быстро думать в принципе не нужно?

Осторожно придержав пожилую даму за локоть, прохожу за подносом, в узкий стаканчик наливаю воду и ставлю цветы. Показалось, что теперь всё идеально, беру «дары жене» и замечаю глубочайшее удивление на старческом лике.

— Эк, вас, барин, промутозили знатно. На пользу, видать, пошло, сами и чай сварганили? М-да, чудны дела, твои, господи.

— Уж чудес много, в этом соглашусь. Уху позже и котлеты обязательно отведаю, а пока позвольте пройти, сударыня.

Няня посторонилась, пропуская меня, и стоило пройти мимо, перекрестилась. Видимо, то, что сейчас происходит, совершенно не вписывается в её представления обо мне.

— Дорогая, выбирайся из норки, я принёс тебе чай, конфеты и блины с мёдом, не капризничай, расскажу тебе о чудесах на заводе, от которых у меня волосы на макушке зашевелились. Ну, давай, милая, садись скорее, чай остынет, а тебе нужен горячий, согревающий.

Ровно с таким же выражением глубочайшего потрясения, как и у няни, Алёна снова откинула одеяло и села в постели. Внимательно посмотрела на меня, потом на поднос, и снова на меня.

— Что с тобой случилось? Голову повредили? Ты никогда в жизни даже близко к кухне не подходил. Не барское это дело!

— Может быть, няня помогла?

— Она никогда бы не подала чай без блюдца и не поставила бы цветы в рюмку. Это очень мило, но слишком неуклюже, по-мужски.

Алёна впервые улыбнулась, но опомнилась и вернула на личико «маску» озадаченности.

— Ты очень проницательная, уловила такие незаметные детали, надеюсь, что чай, какой я заварил для тебя пить можно. А как называются эти цветы?

— Олимии, кажется. Значит, ты решил возобновить наш конфетно-букетный период? Зачем? Когда оправишься, завод снова завладеет тобой, и ты окончательно свихнёшься со своими идеями. Лучше не старайся, я тебе больше не верю.

Однако она спустила нежные ножки с длинными, идеальными пальчиками, сунула их в домашние туфельки и неспешно подсела к небольшому столику для рукоделия, позволяя мне ухаживать за собой.

— Свихнусь? А это как-то проявлялось?

— Да, как типичное помешательство, все разговоры о заводе, вот и сейчас ты хочешь мне рассказать о нём новую байку. Чай я выпью и даже съем блин, но во всём остальном говорю тебе нет. Тем более, ты показал золотой самородок, значит, твоё баловство с магией дало плоды. И я не собираюсь за это расплачиваться.

Боже, как меня сейчас распирает от всего. От её манящего, тёплого вида в одной тонкой сорочке, и это декольте… От неприятной новости, что прошлый хозяин тела заигрывал с магией, и, кажется, уже заплатил, но сполна ли.

Опять столько желаний и вопросов одновременно, что я решительно отмёл всё и начал рассказывать о нашем путешествии с Еленой. Всё без утайки, разве, только добавив немного юмора, там, где это было уместно.

Чай пошёл на пользу нашим отношениям, они немного оттаяли, но недостаточно, чтобы у жены появилось ко мне доверие.

— Неужели ты увидел реальную картину, и разруху, и песок? И камень этот тебе Елена дала?

— Да, морок действовал только несколько минут, но я ему не доверился, ведь по логике обстоятельств, завод давно стоит без охраны и не может сохранять первозданную целостность, это невозможно. Да и песок чудной, золото ведь очень стыдливое, оно никогда так пошло не выставляется напоказ.

И тут мой взгляд лишь скользнул по манящему декольте жены, тоже выставленному напоказ. Она улыбнулась, потянулась и стянула со спинки другого стула кружевную шаль, накинула на плечи и спрятала от меня свои прелести. Медленно взяла с блюдечка сливочную конфету, по-детски засунула её за щеку и поморщилась, видимо, от боли.

— Ложись, я тебя укрою, через час отпустит, обещаю. Могу массаж сделать, у меня очень жаркие руки…

Но Алёна так и сидит за столиком серьёзная и пристально смотрит, не позволяя продолжить лёгкий разговор. А ведь я пытался.

— Тебе что-то от меня надо? С чего вдруг такая забота? Это подозрительно! Ты мне изменил и хочешь, наконец, сознаться?

Вздрагиваю, с чего вдруг такие звоночки, разве можно изменить такой женщине? А ведь я ничего не знаю. Беру себя в руки и с великим трудом, пытаюсь вывернуть наш разговор в более приятное русло.

— Подозрительно быть хорошим? Но я тебя успокою, я хороший только с теми, кто мне нравится, с остальными не очень. Кроме того, я потерял память, это ли не повод стать чуточку лучше. И ты мне действительно очень нравишься, каким-то чудом оказавшись твоим мужем, я не хочу терять эту привилегию. Считай, что я опомнился и морок спал, излечился, дай мне ещё один шанс.

— Забавно…

— Что?