— С чего такая забота о моих причиндалах? — огрызаюсь я, не отрывая взгляда от замка.

— Да не о тебе, — гыкает Луис. — Я о Бекки пекусь. Наконец-то ты созрел, чтобы взбить её шоколадный мусс. У бедняжки уже и сливочки подкисать начали от простоя.

— Твои аллегории такие же отвратительные, как и запах изо рта, — бросаю я, наконец-то попадая ключом в замок.

— Блядь, вот и заботься о тебе, неблагодарный коммунист, — тянет Луис.

«Коммунист»… Ах, да, это и есть основная причина, по которой Тони и Луис устроили травлю против меня. Вот только они оба удивительно тупые ублюдки.

— СССР распался десять лет назад. — Я аккуратно снимаю намордник с лица Фрост, стараясь не задеть ссадину на её щеке. — Почитай учебник новейшей истории и не позорься.

Белую кожу Фрост избороздили синюшные полосы, ремни врезались так сильно, что оставили болезненные следы. Ей, должно быть, было чертовски больно всё это время, потому что она не сдерживает тихого, вырвавшегося через нос вздоха облегчения.

Мои пальцы застывают у её побелевших губ.

— Это нужно вытащить, — шепчу я.

Она щурится, но не сопротивляется.

Внутри её рта чернеет ткань. Осторожно потянув за край, я извлекаю влажный от слюны носок. Сальная корочка на стопе явно даёт понять, что тот ношеный.

— Луис, ты серьёзно? — не выдерживаю я, показывая ему эту мерзость.

— Запихал, что было под рукой, — равнодушно отзывается тот, выпятив губу. А потом ухмыляется: — Ну а точнее, под ногой.

Фрост кашляет на грани рвоты. Отбросив носок как можно дальше, я достаю из-за пазухи бутылочку воды, начиная откручивать крышку.

— Нет, спрячь, — едва слышно хрипит она.

Я замираю, но исполняю её просьбу. Фрост, похоже, готова заговорить, и я не хочу разрушить эту хрупкую попытку контакта своим упрямством.

— А кофе? — киваю я в сторону подноса на полу. Там стоят четыре стаканчика, а рядом лежат два свёртка.

Она молча кивает.

Я поднимаюсь, выхожу из клетки и направляюсь к Луису, стоящему у подноса. Кулаки так и чешутся врезать ему, но здравый смысл берёт верх, и я решаю не лезть на рожон. У него явно есть пушка, а у меня нет.

— Какой кофе для неё? — спрашиваю я, пытаясь скрыть подозрение.

— Да любой, — отмахивается Луис.

Это обнадёживает. Все стаканчики одинаковые, а значит, его собственный тоже здесь. Выходит, он не плюнул в напиток и не сделал с ним что-нибудь похуже.

Но чтобы убедиться, я присаживаюсь на корточки и проверяю. Три стаканчика с кофе и выглядят одинаково, как и любой напиток из автомата. Но когда доходит до четвёртого стаканчика и я поднимаю крышечку, то внутри меня ждёт неприятный сюрприз: поверх массы цвета и консистенции сероватого детского пюре плавает смачный харчок.

Я поднимаю взгляд на Луиса.

— Что? — пожимает тот плечами. — Не было времени размешать соус. Пусть кушает и не обляпается.

— Ну и свинья же ты, — шиплю я, отставляя стаканчик с испорченным пюре подальше.

— А что такого? — фыркает Луис. — Может, ради этой убийцы полицейских мне надо было бежать в пафосное кафе за свежими суши?

Я не отвечаю. Проверяю свёртки — внутри бургеры. С виду тоже одинаковые. Забрав один из них и прихватив два стаканчика кофе, я поднимаюсь и иду обратно к клетке.

— Ого, рыцарь красного знамени сыскался! — улюлюкает мне вслед Луис. — Видать, приглянулась тебе эта мороженка. Эх, Бекки, Бекки… Эй, Грин, ты не против, если я свожу мисс Хаттер на ужин вместо тебя? Вот честно, как представлю её толстые губищи у себя на члене, так у меня сразу колом встаёт.

Я не реагирую, молча подхожу к клетке, наступаю на металлический пол, и вдруг раздаётся резкий электрический треск. От неожиданности я едва не роняю ношу, но в последний момент осознаю, что боли нет. Треск обрывается, и я слышу смех. Луис убирает шокер за пазуху.

Оборачиваюсь.

— Блядь, Грин, — делает он невинное лицо, — честно, просто хотел проверить, не разрядился ли он.

Скриплю зубами, но сдерживаюсь. Даже ругаться на него не хочется, потому что бесполезно.

Опускаю ношу перед Фрост, открываю крышки обоих стаканчиков и показываю ей, что кофе одинаковый. Без слов она кивает на тот, что справа. Всё уже остыло, так что поить её особого труда не составляет.

Она выпивает напиток до дна, прикрывая глаза от удовольствия. Ну ещё бы — её привезли ночью, а значит, она несколько часов провела с вонючим носком во рту.

— Есть будешь? — спрашиваю я, поднимая бургер.

— Буду, — неожиданно соглашается Фрост.

Я удивляюсь. Думал, она пошлёт меня куда подальше. Но, верно, заточение делает практичной даже такую колючую во всех смыслах злодейку

Развернув бумажную обёртку и сильнее надорвав фольгу, я подношу бургер к губам Фрост. Она молча откусывает.

— Ну просто заботливая мама-цапля, вскармливающая птенчика, — хмыкает Луис.

— Заткнись, — не выдерживаю я.

— Это почему я должен заткнуться, а? — тут же начинает быковать он. — А ты, коммуняка, часом не много на себя берёшь?

Я молчу, и Луиса это явно раздражает.

— Знаешь, Грин, я слышал, что на твоей исторической родине тоже есть какая-то ледяная девка. Забыл, как зовут, правда. Но она такая красавица, что ей хотят присунуть все местные иваны. Девка эта ходит с вашим аналогом нашего Санты после Рождества и отсасывает прохожим за стопку водки для своего деда. А вот в пизду не даёт. Не! Бережёт себя для мужа, твою мать. Но сосёт зачётно. Так, что иванам после неё ни одна тёплая баба не мила становится.

Я напрягаюсь, но молчу. Луис принимает это за сигнал продолжать, и его голос становится ещё громче.

— И тогда иваны надевают шапку-ушанку, берут… эту… ну как её… не лютня… а… балабайка. Точно! Ну так вот, берут балабайку, садятся на медведя…

Я продолжаю молчать, теперь мне становится любопытно, что за сказочная клюква пришла этому долбоебу в голову.

Он ухмыляется еще шире.

— И едут на медведе в лес. Лепят там толстую сисятую бабу из снега и как давай её ебать. И так ебут, пока хуй не почернеет от обморожения. Ну а он чернеет всегда, как у дяди Тома, а потом отваливается. И тогда иваны, став евнухами, с горя спиваются. Жёны выгоняют их из дома… И ваш славный Союз нерушимых