ведь он не был сделан из плоти и крови и никогда не знал никаких запахов. Воздух ворвался в ноздри, со свистом пронёсшись сквозь щели меж механических деталей. Он почувствовал, что всё тело будто зудит, будто каждая чешуйка вибрирует на своей частоте, и, не сдержавшись, чихнул, из ноздрей вырвалось две струйки влажного воздуха. Крошечные цветы с шелестом задрожали под его дыханием, капелька росы упала с полупрозрачного лепестка.
Конь-дракон медленно поднял голову и оглядел мир вокруг.
Мир будто давно опустел, вовсе не та картина, которую он помнил. Он помнил, как стоял в центре залитого огнями просторного зала, кивал головой и вилял хвостом, приветствуя китайских и иностранных туристов, так что они охали от восторга. Помнил, как обитатели музея говорили друг с другом, когда на ночь гасили свет, незнакомые языки со всего света тревожили его сон. Он не помнил, сколько проспал. Главный зал был разрушен, стены покосились и пошли трещинами, в которых проросли лианы, их зелёные листья шелестели на ветру. В стеклянном потолке стебли растений проделали множество мелких и крупных отверстий, капли дождя пробирались в них вместе со светом луны и шумно падали вниз, точно крупных и мелких жемчужин град гремел на нефритовом блюде[55].
Большой зал музея превратился в разрушенный двор под открытым небом. Лунма огляделся вокруг, остальные обитатели подевались куда-то, один только он остался в руинах и проспал неизвестно как долго. В дыру в потолке он увидел ночное небо. В чернеющей синеве тут и там сияли звёзды, точно распустившиеся серебристо-белые цветы, такого он тоже не видел неизвестно как долго. Он вспомнил о родных местах, о крохотном городке Нант на берегах спокойной Луары, где сверкающие звёзды отражались в воде, точно на картине, написанной маслом. В этом мегаполисе, что был так далеко от дома, небо вечно было затянуто серым, днём нависало точно толстая плёнка, а ночью окрашивалось грязными багряно-зелёными огнями.
Теперь это звёздное небо и свет луны напоминали ему о доме. О маленьком островке посреди реки, о крохотной мастерской, о месте, где он появился на свет. Искусные мастера нарисовали эскиз тонкими, как волоски, штрихами, затем тщательно изготовили детали по образцу, отполировали до блеска, покрасили распылителем, собрали из них его тело. Огромное тело весом в сорок семь тонн из десятков тысяч деталей, связки из стали и железные кости, деревянная чешуя, когда он вставал во весь рост – вид у него был устрашающий. Шестерёнки, катушки, моторчики и тросики вместе работали как часы, словно вдыхая душу в его механическое тело, он твёрдо держался на мощных ногах, шагал так легко, будто порхающий лебедь, двигался ловко и проворно, точно затаившийся тигр, поступь мягкая, но уверенная, как у величественного дракона.
Лунма обладал телом лошади, головой и шеей дракона, длинными усами, рогами, как у оленя, и глазами из тёмно-красного стекла, на золотистой чешуе по всему телу были вырезаны иероглифы «конь», «дракон», «поэзия», «сны», воплощавшие в себе романтические представления искусных ремесленников о древней цивилизации, существовавшей за тысячи миль от них. Он прибыл на эту землю давным-давно в год Лошади. «Крепок духом и телом, точно конь-дракон Лунма», как говорили здешние, – именно эта счастливая присказка и вдохновила его создателей, так он и обрёл облик мифического животного.
Он помнил, как выступал на площади с представлением, гордо вышагивал, подняв голову, пробираясь сквозь толпы людей, помнил, как у детей горели любопытством глаза, помнил их восторженные возгласы и их радостные визги, когда брызгал на них водой. Он помнил прелестные звуки музыки, разливавшиеся вокруг, в них переплетались и западные симфонии, и китайские народные напевы, помнил, как переставлял изящные ноги им в такт, грациозно продвигаясь вперёд. Он помнил, как улочки и здания далёкой страны раскладывались перед его взором, точно на шахматной доске, окутанные серым туманом. Помнил своего партнёра по выступлениям – гигантского механического паука, ростом с него самого, как тот со зловещим видом выставлял вперёд восемь длинных ног. Вместе они выступали три дня и три ночи, разыгрывая сюжет из китайских мифов. О том, как отправила богиня-прародительница Нюйва коня-дракона Лунма в мир людей присмотреть за ними, но встретил тот паука, что сбежал из небесных чертогов и творит вокруг зло. И вступают они в ожесточённую схватку, но в конце, как говорится, «сменяют оружие на шёлк и нефрит», и бой их оканчивается дружбой. И воцаряется мир на земле, и приходят четыре моря в гармонию, да наступают на всём свете покой и благость.
После окончания выступления паук вернулся на родину, оставив коня-дракона одного охранять эти незнакомые земли.
Но разве не здесь его вторая родина? Ведь он был создан в честь долгой дружбы двух стран, поэтому от природы – полукровка. Его породили мифы и грёзы этой земли, что долгие века передавались из уст в уста, переводились на незнакомые наречья, записывались заморскими письменами, отправлялись за океаны в чужие края и возродились в нём силой магии и электричества, точно в непостижимых роботах и величественных космических кораблях. Преодолев тысячи ли, он прибыл сюда и стал новым чудом света, память о нём сохранится в веках. Традиция и современность, мифы и технологии, Восток и Запад. Что же считать ему родиной, что называть чужбиной?
Лунма не нашёл ответа на этот вопрос, только медленно опустил тяжёлую голову. Он спал слишком долго, так что мир уже превратился в руины. Живут ли здесь ещё люди? В холодном свете луны конь-дракон осторожно поднял копыто и шаг за шагом ступил во внешний мир, проржавевшие суставы металлического тела скрипели. Он увидел собственное отражение в потрескавшемся стекле на стене, тело его тоже заметно потрепалось. Годы промчались мимо, утекли, словно вода. Чешуя местами отвалилась, точно у старого бойца, вернувшегося из сражения, и только лишь в стеклянных глазах всё ещё мерцал тусклый свет.
На широком проспекте, где некогда неслись потоки машин, пышно зеленели деревья, упиравшиеся в небеса, пускались в пляс на ветру. Стоило стихнуть шелесту их листвы, как запевали песню птицы и насекомые, от их пения мир казался ещё пустыннее.
Лунма сосредоточенно осмотрелся, не зная, куда держать путь, и побрёл, куда глаза глядят.
Тихая поступь, точно листья, падала на пустынную улицу. Тень его одинокой фигуры длинно тянулась по земле в лунном свете.
2
Лунма не знал, сколько времени провёл в дороге.
Звёзды и луна беззвучно скользили по небосклону, но без часов ему неоткуда было узнать, который час.
Улица, по которой он шёл, некогда была знаменитой в этом городе и