Руки подхватили меня подмышки, подняли. От сильного рывка затошнило. Скрутило и вырвало, вновь упал. Но настырные руки не унимались, не желая оставлять в снегу, перевернули на спину. Губы академика двигались бесшумно. Наверняка говорит что-то умное, доказывает, спорит. Как же он мне надоел! Дать бы ему по морде. Размазывать кровавые сопли по этой наглой, небритой, интеллигентной роже!

Невельской поправил ружьё за плечом и приподнял меня в положение сидя. Качало, но удалось осмотреться.

Поблизости горела каверна от взрыва, в паре метров от меня дулом в землю уперся мой автомат. А за автомобилем шёл дым от одного из деревьев. Похоже, этот демон в человеческом обличье подбил БПЛА!

— Нам повезло. Он слишком низко опустился. Стрельнул дуплетом навскидку и всё. — говорил в это время академик, но я мог лишь дорисовывать в голове звук шлёпанья губ.

Осознав, что мой остекленевший взгляд означает лёгкую форму контузии, спутник снял мою каску и показал мне область, что прикрывала темечко.

Вмятина размером с монету!

Осторожно подняв и поставив меня на ноги, Невельской помог добраться до автомобиля. У двери начал раздевать. Я не понял зачем. Холодно же!

А он расстегнул изодранную зимнюю куртку и снял мой бронежилет. После чего показал мне. В области спины в пластинах застряли чёрные, обугленные осколки снаряда. Не будь на мне бронежилета, они спокойно гуляли бы между рёбрами.

Пластины решают!

Поглядел на своего полевого хирурга. Тот одел меня в полушубок, усадил в салон и сев рядом, принялся колдовать над аптечкой. Тут и дошло, что смерть прошла совсем рядом. Какая вся жизнь перед глазами? Я не успел даже ничего понять!

Обработав уши и залепив плотной повязкой, он протянул мне таблетки и последнюю бутылку воду. Запить.

Проглотив таблетки, я вскоре провалился в сон. Снотворное. Явно не из общей аптечки. Из личных припасов академика. Его-то аптечка после похода в аптеку у торгового центра в Новосибирске была гораздо больше.

Проспал всю дорогу от Братска до Иркутска. Шестьсот километров… именно так гласило начало бумажки, конец которой торчал из перчатки.

Подхватив белёсый источник информации, дочитал неровный, торопливый, но всё же разборчивый почерк:

«Усолье-Сибирское и Ангарск стоят без топлива. В Иркутске бунт роботов. Свет от ГЭС сыграл с городом плохую шутку: Ноя зарядила свои дроны, подняла БПЛА и пустила в ход все подвластные ей механизмы городской инфраструктуры. Встречные люди сказали, что город в огне. Я не рискнул его навещать. Проеду на юг сколько могу. Постараюсь доехать до Байкала».

Я приблизил часы к руке. Восемь вечера. Датчик радиации не подаёт световых сигналов. Значит, ветер сменился мало. Учитывая долгий световой день вопреки снегу, ещё даже не стемнело.

Приподнялся. Капот автомобиля был открыт. Двигатель заглушен. Похоже, топливо кончилось. По-прежнему ничего не слышно. Неужели я теперь глух? Чем там занят академик?

Вылез из автомобиля. Ветер ударил в лицо, укусил за щеки. Я вновь посмотрел на часы. На улице минус двадцать восемь. Что же будет ночью? Как холодно. Из ботинок стоит перелезть в валенки. А из перчаток в рукавицы-варежки.

А, не получится. В них щеголяет Невельской. Ещё и ушанку мою надел. На мне из подарков деда лишь полушубок. Он же в простонародии — тулуп. Хорошо греет тело. Но все конечности мерзнут. Застоялась кровь.

Автомобиль стоял у берега моря. Стоп… Какое море? Это же Байкал!

Бескрайние синие воды до самого горизонта заносило снегом. Он таял в глубинах, но берег уже покрывался льдом, здесь же трудолюбивым ветром наносило целые горы снега.

Бодрый Невельской в зимнем костюме бегал с белыми кубиками конструктора наперевес, выстраивая из них стену.

Стоп, что?

Подошёл поближе. Снег сыпал плотный, мешал обзору. Нет, никаких белых кубиков нет. Есть кирпичи из снега, спрессованного солнцем и ветром. По возможности, весь стройматериал одного размера.

Невельской вырезал кирпичики лопатой, доставал из снега и выстраивал в ряд. А затем подносил подальше от берега в расщелину и старательно выстраивал там округлое основание. Первый кирпич был ниже всех прочих, разрубленный на три четверти. Дальше они вставали стеной все выше и выше друг друга, а когда роста кирпича не хватало, чтобы превзойти собрата, начинался второй ряд… третий… четвертый.

Не знаю, что больше меня удивило: что академик строил «иглу» или то, что это происходило в первый день сентября на юге Байкала?

Стараясь прийти в себя, я принялся помогать. Академик посмотрел на меня, пошлёпал губами, затем просто взял за плечо и кивнул, стараясь всмотреться в глаза и прочитать «ты в порядке? Отошёл что ли уже?».

Сначала я не совсем понимал, почему Невельской не наденет экзоскелет. С ним ведь гораздо проще носить груз. Но подняв спрессованный кирпич снега, понял, что не такой уж тот и тяжелый. Носить можно. А поработав так четверть часа, понял, что взопрел и погода мне нипочём. Да и ветер был не столь сильным. Не обжигал кожи.

Но чем ближе была ночь, тем менее дружелюбным он становился. Он словно набирал силу, обещая бурю. Все демоны ночи уже точили ножи, чтобы вонзить их нам под ребро.

Второй вопрос — почему мы просто не нашли домик у берега, отпал сам собой. Поблизости насколько хватало глаз, не было ничего жилого. А стоило создать основание иглу, как я понял, что внутри него полностью исчез ветер.

Когда же академик начал возводить покатую крышу, оставив лишь небольшое пространство для туннеля входа-выхода, в которое едва мог протиснуться человек в зимней одежде, я понял, что внутри будет настолько тепло, насколько надышим.

Работа спорилась. Подгоняло время. Темнело. Первое решение пришло быстро. Академик включил фары на автомобиле. Они работали от аккумулятора и без бензина. Без генератора до утра должно хватить, пока сильно не замёрзнет аккумулятор. Но глядя на леденеющий, старый аппарат под капотом, мне казалось, что долго он не протянет. Держал под рукой фонарики.

Иглу получился чуть больше салона автомобиля снаружи и немногим больше собачьей будки внутри. Как раз на двоих.

Накидав на снег тряпок и летней одежды, мы скрючились в три погибели и поняли, что не в силах ни встать в полный рост, ни вытянуть ноги, ни развести костер. Но температура внутри ледяного помещения к моему удивлению, быстро поднялась до минус пяти градусов, о чём честно сообщили часы.

Мы быстро нагрели это почти замкнутое пространство своим дыханием и присутствием, потея, как грузчики на авральной смене. В узкий проход не задувал ветер. Оставалось завалить его снегом почти под крышку. Оставили лишь полоску