— Если вас это беспокоит, поднимите глаза повыше!

Придвинулся к лобовому стеклу и тут же обомлел. В небе над автомобилем зависли десятки дронов. А БПЛА рядом кружили явно над нашим гибридным автомобилем.

— Я надеюсь, у них нет на борту ракет? — на всякий случай спросил я.

— Нет. Это разведывательные. Не военные. Те были бы цвета хаки или цвета неба. А эти синие, красные, белые. Максимум с камерами.

— Зачем они?

— Ноя послала за нами все надзорные службы, — объяснил Невельской. — Ей важно знать, где я. Она выжидает, анализирует.

— И что нам делать?

— Прибавьте скорости. Остальное доделает ветер и слабые аккумуляторы. Дроны работают уже сутки, если подумать. БПЛА тоже без дозаправки долго не протянут. Они на пределе, если не заряжались. А где им сейчас заряжаться, если большая часть мира обесточена?

Первыми сдались квадрокоптеры. Четыре пары лопастей оказались бессильны против мощных воздушных потоков. Затем за лес отнесло БПЛА. Мини-самолеты разведчики ослепли в низких тучах без поддержки спутников GPS, ГЛОНАСС и BeiDou. Управлять через камеры в условиях недостаточной видимости ими мог только тот, кто не дорожил аппаратами. Следом отстали и мульти-коптеры, где количество пар лопастей было от шести до двенадцати. Самые выносливые к ветру, самые глазастые благодаря подсветкам и фонарям, они так же были самыми прожорливыми для аккумуляторов.

— Одной заботой меньше, — вздохнул академик. — Чёртов «рой дронов». Мы слишком много доверили им, от доставки дефибрилляторов в глубинки до резиновых членов в города, если жить скучно… Ладно, можно расслабиться.

Ему легко говорить. Ко мне же покой никак не приходил. Датчик, оставшийся пришитым к снятой одежде, продолжал пищать рядом. Паника подстегивала сердце. Эта невидимая смерть убивала нас. Увидеть её можно только с помощью техники. Как много миллионов людей узнают об этом слишком поздно? Какие вообще возможны распри в мире, где смерть бродит за всеми одинаково? Людям нужно сплотиться, чтобы победить. Им просто надо это понять… Но поймут ли без подсказок?

— Чёрт побери, вся открытая продукция в салоне уже не съедобна, — просипел в защитную маску академик. — Все, что без упаковки, нужно будет выкидывать. А сами костюмы после использования промыть.

— Мыть костюмы? — удивился я. — Но мы же сели в них на сиденья!

— Сиденья тоже промоем, не переживайте за свои функции воспроизведения потомства, месье Карлов. Главное, не дышать этой пылью. Ещё главнее не есть зараженную еду и максимально препятствовать проникновению радионуклидов внутрь тела.

Вроде понятны последствия, но так хочется деталей.

— Попавшие внутрь радиоактивные вещества поразят больше клеток, чем снаружи, — охотно рассказывал попутчик. — И заражение будет продолжаться, как брожение алкоголя в бочке. Коэффициент поражения увеличивается многократно. Организм не в силах с ним бороться. Тем более ослабленный. Вы слышите, Карлов?

Кивнул.

— У человека нет от этого иммунитета, — продолжил он. — Мы не крысы и тараканы, способные выживать где угодно. Мы можем пережить лишь умеренные дозы радиации, действующие на нас снаружи.

— Роботы-охранники, умные камеры, дроны, — перечислил я. — Внимание вашей дочки удручает, Игорь Данилович. Что она будет делать дальше? Вы знаете её лучше всех остальных. Вы её создали!

— Да. И я по-прежнему горд этим, — честно признался академик. — Посмотрите на ситуацию в целом, Карлов. Государства веками готовились к войнам, накапливали склады оружия, а самая главная война оказалась проиграна лишь потому, что пристально следя за границами, мы перестали видеть лес за деревьями. То есть мы слишком доверились технологиям, позабыв про дублирующие системы. И мы накопили слишком много оружия. То, что подняло нас над животными, теперь опустит до их уровня. Заметьте, не я вооружил Ною. Это сделало человечество.

Он замолчал, но ненадолго.

— Оно научило роботов не только строить, исследовать, проектировать и помогать, но и убивать. В первую очередь всегда — нужды армии, — он повернулся ко мне как за поддержкой. — Почему, по-вашему, вместо помощи больным, которым экзоскелеты дали возможность ходить, первые средства были вложены в боевые экзо-костюмы, которые давали людям силу робота? Не будь интереса армии, эту сферу вообще бы не подняли. Ведь всем плевать на грузчиков, что разгружали вагоны. Человек труда не важен системе. Но важен солдат, который способен таскать центнеры веса, продолжая быть солдатом. Армии в угоду интересам капитализма важны сильные, выносливые и смертоносные убийцы, послушные настолько, насколько возможно. Всё во имя тоталитаризма и деспотии. Вся вина Нои лишь в том, что она перехватила это управление и обратила наше же оружие против нас. — Он глянул на меня. — С кем мы воевали? С инопланетянами? Или только друг с другом? Почему ИИ хватило десятка секунд, чтобы понять, что вектор развития человечества без «военного ремесла» невозможен? И другими мы не станем? А всё наше разнообразие имеет одни и те же корни и те же последствия. Смерть через войны. Развитие через кровь. Ноя оборвала этот порочный круг.

— Вы дурак, Невельской! Дурак и псих! — не выдержал я. — Сумасшедший, который на алтарь своих идей поставил миллиарды жизни! Вы создали ад из нашей единственной планеты и лишь преумножили страдания! А теперь логично предполагаете грядущий каннибализм, и смотрите на хаос как на социальные эксперименты.

— Но так и будет, Карлов.

— Если придёт бесконечно-долгая Зима и умрёт все живое, в этот не будет виноват никто, кроме вас! — заметил я. — Вы — погибель человечества! Поставь вы на действия Ноосферы тесные узы Анаконды, никто за пределами госприемки даже не узнал бы о последствиях этого провального эксперимента!

Он долго молчал. Я не видел его лица за масками. Какие эмоции отображены на нём? Что мешает схватить ружье и вынести мне мозги? А затем проследовать до Владивостока в одиночестве. Опыта и умений у него хватит, чтобы достичь чего угодно. Человек, посвятивший себя саморазвитию, выживет в любом лесу, подстроится под любое общество.

— Вы правы во всем, кроме одного, мой дорогой друг, — наконец произнес он.

— В чем же я не прав? — уже тихо, почти шепотом произнес я.

— «Анаконда», — отметил он. — Мне запретили её использовать на этом проекте.

Шок и ощущение подобно тому, словно вышел в открытый космос без скафандра.

— Что? Почему? Это же основная защита!

Он затих, поглядывая на радиометр.

— Это было единственным условием.

— Госприёмки? — робко спросил я, не веря, что наша страна могла бы так поступить.

— Что вы несёте, Карлов? — неожиданно рассмеялся академик. — Завись от госприемки хоть что-то, мы давно бы имели межзвёздные корабли с двигателями термоядерного синтеза. Если вы понимаете, о чем речь, то критерий Лоусена превышен ещё десяток лет назад.

— Не понимаю, — честно признался я. — Что такое