– У нас сегодня еще один жених! Ты рад? – спросила девушка, подбегая к Даниле и обнимая его.

– Добро пожаловать в наш дом! Ты новенький? Филипп, если не ошибаюсь? – голос Данилы прозвучал вполне дружелюбно.

Я удивленно кивнул и пожал протянутую мне руку.

Раяна закрыла глаза и томно проговорила:

– Как же давно я не жила с двумя женихами!

Я поперхнулся от пошлой двусмысленности ее фразы, а когда Раяна отвернулась к плите, обратился к мужчине, понизив голос:

– Слушай, Данила, я смотрю, у вас тут довольно бурная личная жизнь. Если честно, я к такому не привык и не очень хочу быть третьим-лишним. Я сегодня у вас переночую, а завтра уйду, поищу другое жилье.

Данила внимательно посмотрел на меня, и я не мог понять, что означает его пристальный взгляд. Я физически ощущал, что в глубине души он не рад мне, но он как будто прочитал мои мысли и сразу же улыбнулся.

– Тебе решать, Филипп. Если не нравится у нас, держать силой тебя никто не будет.

Данила сел за стол, Раяна поднесла ему тарелку с мясом и картофелем и вышла во двор, чтобы сорвать к столу свежей зелени. Я снова посмотрел на Данилу, уплетающего обед за обе щеки и произнес:

– Я больше всего удивлен такими свободными отношениями. А почему же вы семьи не заводите?

Он странно посмотрел на меня, как будто я задал самый глупый в мире вопрос.

– В Обители нельзя заводить семью. Тебя разве не предупредили об этом?

– Нет, – ответил я растерянно.

– Семья, дети – все под запретом. Мы здесь живем другой жизнью. Наша религия – это счастье, а счастье эгоистично. Чтобы стать счастливым, человек должен думать в первую очередь о себе, а не о ком-то другом. И это естественно. Мы приходим в этот мир по-одиночке, значит, и в дальнейшем нам никто не нужен. Это естественно, это наша природа.

– Хорошо, – согласился я, не желая вступать в споры, – но неужели никому из вас никогда не хотелось обычной семейной жизни? Чтобы приходить домой, не думая о том, что к твоей женщине вдруг пришел другой… жених. А дети? Они же всегда бывают у людей, живущих вместе, это тоже природа.

– Раяна – не моя женщина, – усмехнулся Данила, – это во-первых.

Он встал, оставив грязную тарелку на столе рядом с моей.

– А во-вторых, мы ведь от этого и сбежали – от обычной жизни. Поэтому свобода выбора, свобода от привязанностей – это законы Райской обители. А дети… – Данила смущенно замолчал и через несколько мгновений продолжил чуть тише, – иногда, конечно, случается непредвиденное, но с этим помогает справиться Власа. Женщины ходят к ней.

Я не сразу понял, что Данила имеет в виду, а когда до меня дошел смысл его слов, я побледнел и почувствовал, что меня начинает мутить от всего этого. Нет, эта система отношений мне определённо не нравится. Я спросил у вернувшейся Раяны, где мне можно побыть одному. Она проводила меня в дальнюю комнатку, и я закрылся в ней, сел на узкую кровать и сжал голову руками.

***

Вечером Раяна заглянула ко мне и нежно обняла, но мой дневной пыл угас, душу снова заполнило беспокойство, да и Данила был в соседней комнате, я слышал его тяжёлые шаги. Я мягко отстранился, пожаловавшись на то, что сильно устал и перенервничал от избытка новых впечатлений.

– Через час прозвонит колокол, и начнётся вечерняя молитва. Молитву пропускать нельзя, это своеобразный ритуал прощания с уходящим днем. Ты тоже должен идти.

– А что мне там делать? Я не знаю ваших молитв, – нехотя ответил я.

– Ты быстро запомнишь, в молитвах нет ничего сложного, – Раяна замычала торжественный мотив.

Спустя час я уже слушал этот мотив в исполнении нескольких десятков дружных голосов. Люди восхваляли счастье и поклонялись ему, словно какому-то божеству. Я пытался проникнуться всеобщей эйфорией, пытался объединиться со всеми этими людьми, с их чувствами, но у меня не получалось. На душе было неспокойно.

Глаза поющих людей, в которых отражались языки горящего в центре круга пламени, казались мне дикими, полными безумия. Потом обительцы повскакивали со своих мест, взялись за руки и принялись водить хороводы, заунывно мыча. Кто-то подтолкнул меня сзади, я обернулся и увидел позади Власу. Волосы её были растрепаны, в глазах горел возбужденный огонь.

– Вставай в круг, Филипп! Выплесни из себя все сегодняшнее счастье, ведь завтра мы должны будем впустить в себя новое.

Власа крепко сжала мою руку и протиснулась между людьми. Я оказался зажатым с двух сторон – с одной стороны меня держала Власа, с другой мне в плечо своим широким плечом упирался какой-то бородатый мужчина. Мы ходили по кругу из стороны в сторону. Я смотрел на лица людей – кто-то блаженно улыбался, запрокинув вверх голову, у кого-то на лице застыло спокойствие и умиротворение, некоторые ходили по кругу, закрыв глаза, как будто были лунатиками.

Казалось, всем было очень хорошо, я же чувствовал, что весь вспотел от напряжения, ещё и это монотонное мычание свербило мозг, жутко раздражало. Когда люди остановились и по очереди стали падать на колени, прижимаясь лбами к земле, я не выдержал – вырвал свою руку из цепкой хватки Власы и побежал к дому Раяны.

Остановившись на крыльце, я обернулся – мужчины и женщины, сидящие на коленях возносили руки к небу, пронзительно кричали, а потом вновь падали на землю, прижимая раскрасневшиеся лица к влажной от росы траве. Мне вдруг захотелось уйти отсюда – прямо сейчас убежать подальше от этого сумасшедшего действа. Я вошел в дом, лёг на кровать, застеленную давно не стиранным покрывалом и стал делать частые, глубокие вздохи, чтобы хоть как-то успокоиться. Сердце колотилось в груди, как будто готовилось выпрыгнуть. Я боялся признаться себе, но все увиденное меня не на шутку напугало.

Спустя какое-то время я услышал, как стукнула входная дверь – молитва закончилась, Раяна с Данилой вернулись домой. Вскоре Раяна заглянула ко мне в комнату, в руках она держала чашку. Я сел на кровати, положив под спину подушку и взял из ее рук горячий напиток, отпил глоток. Чай – это хорошо, он поможет мне успокоиться.

Вот только чай у Раяны был со странным привкусом, оседающим во рту терпкой горечью. Я поморщился, а потом почувствовал, как по моему телу вдруг разлилась волна тепла, в голове приятно зашумело, как будто я только что выпил бокал крепленого вина.

– Что это? – спросил я Раяну.

Раяна поправила