— Ну как же? В Интернете частенько мелькают мои фоточки.

Мужчина озадаченно нахмурил брови:

— Интернет?

Повисла пауза. Девушка поспешила исправить неловкую ситуацию:

— Не важно. Я известная фотомодель плюс сайз. Меня знают как Мия Мега, но сейчас ты можешь звать меня Миланой. А как тебя зовут, мышонок?

— Зови меня Маммоном.

— Какое красивое имя. Балканское?

— Я был наречен этим божественным именем во славу богатства.

Милана обворожительно улыбнулась и взяла своего кавалера под руку:

— Сегодня ты мой Бог. Если хочешь, я буду называть тебя Маммиком.

— Называй как пожелаешь. Но все-таки Бог предпочтительнее. Впрочем, вскоре ты сама в этом убедишься, Милана.

Маммон обнял девушку за тонкую талию и привлек к себе. Милана не сопротивлялась. Ответным жестом она положила свою ладонь на его. Их губы соприкоснулись и слились в долгом поцелуе.

Лицо Миланы вдруг изменилось. Оборвав поцелуй, она вывернула из-за спины руку Маммона и уставилась на его негнущуюся ладонь, изуродованную безобразным шрамом:

— Боже, откуда у тебя этот жуткий шрам?

— Остался мне в назидание за несусветную дерзость мою. Но не будем об этом. Скажи мне лучше, что значит, плюс сайз?

Милана улыбнулась:

— А ты большой шалунишка.

Непринужденно беседуя, Милана с Маммоном в обнимку побрели по безлюдной палубе к носу теплохода, навстречу далеким огням прибрежной полосы, живописно икрящимся на ряби водной глади.

Глава 2

Неделя, проведенная вдвоем с Маммоном, буквально свела Милану с ума от счастья. Проведя в тот памятный вечер незабываемую ночь со своим новым знакомым в его гостиничном номере геленджикского отеля, Милана осталась у него до утра. Головокружительный утренний секс как бы продолжил ночную феерию, и закончился он только к обеду. Коллекционное французское шампанское с черной икрой, заказанные в номер и поглощенные прямо в постели, послужили стимулом для дальнейших плотских утех. Вечером безудержный секс приобрел характер марафона, и так длилось всю ночь. Лишь ближе к утру, совершенно изнуренная, но безмерно счастливая, Милана заснула на плече у своего немногословного и неутомимого любовника. Так Милана и остался жить в люксовом номере Маммона.

Говорили мало. Преимущественно о шмотках, украшениях, машинах, ресторанах, путешествиях… в общем, об элементах красивой жизни. Милане было трудно вытянуть что-то вразумительное из неразговорчивого и немного угрюмого Маммона. В основном спрашивал он, и все его вопросы сводились к практической стороне жизни. Что ей нравилось, а что не нравилось, и желала бы она чего-либо или не желала бы этого.

Короче говоря, время текло легко и непринужденно. Секс сменялся трапезами и ненавязчивым общением. И все было великолепно. Единственное, Милана ума не могла приложить, откуда у Маммона берутся деньги на элитные напитки и экзотические закуски. Толстый рулон пятитысячных купюр, перехваченный простой канцелярской резинкой, из которого Маммон каждый раз у нее на глазах демонстративно отсчитывал деньги, будто не истощался. Правда, Милана не видела, как он расплачивался с одной и той же официанткой гостиничного ресторана. И расплачивался ли он с ней вообще, или только делал вид, что расплачивается. Впрочем, это мало заботило Милану. Главное — деньги у нового спонсора есть, и он умеет их красиво тратить, а все остальное неважно. В том числе, и почему у официантки из ресторана подозрительно похожие на маммоновы прозрачные глаза.

Однако же, все на свете рано или поздно заканчивается, как плохое, что очень хорошо, так и хорошее, что тоже неплохо. Вот и семидневная оргия наконец завершилась. Вот только завершилась она на весьма тревожной ноте.

Милана проснулась от щекочущего чувства где-то пониже поясницы. Она открыла глаза, но сразу прищурила веки от яркого солнечного света. Через незашторенное широкое окно, высотой от пола до потолка, перед ней открывался дивный панорамный вид на геленджикскую бухту — от мыса до мыса. Милана краем глаза оглядела себя. Она лежала на животе полностью обнаженной. Простыня, которой они с Маммоном лишь изредка накрывались, смятая, лежала на полу.

Приходя в себя после глубокого сна, Милана скорее почувствовала нутром, чем услышала, что Маммон уже не спит и смотрит на нее. Она приподнялась на локте и повернулась к нему. Маммон действительно разглядывал ее со спины гипнотическим взглядом своих прозрачных, неподвижных глаз.

— Доброе утро.

— Доброе утро, чаровница.

Они нежно поцеловались.

Щекочущее чувство не оставляло Милану, и она провела рукой от поясницы и ниже. Она нащупала что-то странное и, изогнув шею, осмотрела себя сзади. Между ее ягодицами, веером, были вставлены пятитысячные купюры.

Она недоуменно посмотрела на Маммона:

— Что за шутку ты проделал с моей попой?

— Так, выгодно вложил в тебя деньги.

Милана не поняла, что Маммон имеет в виду, и промолчала. Она вынула деньги и, бегло пересчитав, сложила их в стопку. Получилась довольно внушительная сумма.

— Так ты говоришь, что желала бы затмить своей задницей весь Интернет? — по своему обыкновению, спросил Маммон прямо в лоб.

Милана смутилась от его прямолинейности:

— Ну да.

— Не понимаю, чего ты медлишь? Ведь молодость твоя быстро увянет, а дряхлостью своей ты уже никого не прельстишь, разве что редкостного извращенца.

Милана сообразила, что Маммон попросту потешается над ней. Она села перед ним на поджатые ноги:

— Вот как? И как же я сразу не сообразила, что у меня есть для этого волшебная палочка?

— Это не волшебство. Я мог бы помочь тебе осуществить твое желание.

Милана еще раз посмотрела на пухлую стопку денег у себя в руке:

— Ты и вправду можешь это сделать?

— Научить, да. Но сделать все ты должна будешь сама.

— Я согласна.

— Мне не требуется твое согласие, я и без того вижу твою душу насквозь. Мне нужно лишь произнесенное тобою слово.

— Какое?

— Об этом после. Вначале ответь мне, веруешь ли ты в Бога?

— Что за странный вопрос? Конечно, верю, как и все.

— Прекрасно. Стало быть, ты знаешь из писания, что всякому страждущему на земле воздастся в Царстве Небесном?

— Ну-у, что-то вроде того.

— А что если я скажу тебе, что ты можешь прямо сейчас обрести рай земной, от которого отказываешься по собственной воле, надеясь на несбыточное чудо после смерти?

Милане быстро наскучила религиозная болтовня, и она не удержалась от грубости:

— Тогда я скажу, что я полная дура!

— Так не будь ею. Внемли словам моим, и воздастся тебе по вере твоей.

— Все так просто?

— И ты вскоре убедишься в этом.

— А что значит, поверить?

— Просто произнеси вслух, что отныне на все воля твоя, и да свершится сие!

— На все воля моя, — не задумываясь, равнодушно повторила Милана.

Не успела она договорить фразу до конца, как