из книги, стояла обнаженная женщина, объятая пламенем. Прекраснее этой огненной женщины монах не видывал никогда в своей прошлой мирской жизни, полной плотских прегрешений. Огненная женщина не двигалась, лишь только желто-красные языки пламени плясали по ее обнаженному телу и волнами перекатывались снизу вверх. Словно обезумев от вожделения, монах восхищенно смотрел на нее, не отрывая глаз. Ему хотелось изучить каждый изгиб ее грациозного, прекрасного тела, мельчайшие черты ее божественного лица. Вдруг веки женщины дрогнули и открылись, однако глаз под ними не оказалось — под веками из огня тоже был огонь, но монах почувствовал нутром, что женщина пристально смотрит на него.

— Аве, диаболус![6] — взволнованно произнес монах приветствие.

— Ты можешь оставить латынь, говори со мной простым языком, — на понятном монаху языке произнесла огненная женщина своими огненными губами. — Итак, чего ты желаешь, человече?

Монах поднялся на ноги, так и продолжая изумленно глядеть на говорящего с ним дьявола в образе прекрасной огненной женщины.

— Это действительно ты? — недоверчиво спросил он. — Или у меня видения?

— Преклонись мне, и ты убедишься, что я действительно существую.

— Стало быть, ты можешь превратить камни эти в хлеба?

— Только пожелай.

— И ты можешь дать мне все царства мира и славу их?

— Безраздельно.

Лицо монаха сделалось решительным:

— Так отойди же от меня, сатана, ибо написано, Господу, Богу твоему, поклоняйся и Ему одному служи.

— Но для чего же ты вызывал меня, монах, раз не внемлешь словам моим? Неужто для того, чтобы читать мне святое писание?

— Сорок дней и сорок ночей провел я в молитве и воздержании от еды. Подпитывал силы свои лишь водой, сочащейся по каплям со сталактитов подземелья. И вот теперь, окрепнув телом, должен я через искушения твои укрепить и веру свою.

— Велика вера твоя, монах, ибо слеп ты. Ты не видишь того, что перед очами твоими. Скажи мне, разве истина заключена не в том, что соответствует действительности?

— Так молвят безбожники-философы.

— За то и клеймят их погрязшие во лжи твои наставники-церковники, что истину глаголют они. А истина в том, что все сокровища мира лежат пред ногами твоими, человече, только пожелай их. Но не замечаешь ты их, ибо слепо жаждешь обетованной великой награды на небесах.

— Но истинно сказано в святом писании, не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут.

— Писание мне хорошо известно, монах. Познай же теперь и ты сокровенную истину мою. Кто по доброй воле уничижает себя, тот ничтожен и будет, а кто возвеличивает себя, тот и возвысится над остальными. А теперь ответь мне правдиво, разве на земле не так устроено?

— Твоя правда. Но Царство Небесное сулит жизнь вечную всем униженным и страждущим на земле, ибо так сказано в писании.

— Ты бессмысленно повторяешь заученную чушь! — воскликнула огненная женщина, и ее гневный голос эхом прокатился по гроту. — Имей же смелость разверзнуть очи свои и последовать мыслью за моим рассуждением. Не страшись, ведь ты просвещенный человек. Пост мортем нулла волюптас![7] Жизнь земная лишь преддверие жизни вечной. Путь земной тернист, стало быть, на том свете ждет еще более тяжкая участь. Так стоит ли раньше времени умерщвлять плоть, которой и так предрешен тлен, и усмирять дух, которому и без того предстоят лишения и тяготы? Почему бы не скрасить этот краткий миг и не пожить достойно, в наслаждении, богатстве и славе? Так поступали многие великие люди, кто постиг мудрость сию. И их примеру можешь последовать и ты, только пожелай.

Монах недоверчиво внимал словам коварного дьявола в образе прекрасной огненной женщины:

— Но как достижимо все то, о чем ты говоришь?

— Ты вдруг отверг писание, монах? Да воздастся тебе по вере твоей. Выбирай сам, человече, во что тебе верить. В истину, что пред тобою, или же в нелепый вымысел.

— Верую — значит, разумею. Приведи же доказательства, чтобы я смог умозрительно удостовериться, что такая закономерность властвует в бесконечных пределах мироздания.

От сильного волнения в ушах монаха застучала кровь, напоминая бой литавров. Или это и в самом деле были литавры, гулко разносящиеся под сводом грота? Неожиданно к ударным присоединились утробные мужские голоса, хором произносящие нараспев: «О-о, Си-мон. О-о, будь с на-ми. О-о, Си-мон. О-о, будь с на-ми…»

Огненная женщина вдруг сделала шаг вперед и сошла с алтаря. Теперь их лица оказались друг напротив друга. Бой литавров участился и усилился, а голоса стали звучать отчетливее: «О-о, Си-мон. О-о, будь с на-ми. О-о, Си-мон. О-о, будь с на-ми…»

Огненная женщина заглянула монаху прямо в глаза:

— Я вижу насквозь душу твою, монах. Не верою ты был движим в подвиге своем. Ты возжелал познать суть бытия, встретившись со мною и не имея на то иных путей. Теперь же тебе остается лишь произнести сакральные слова, и да свершится сие.

— Какие это слова?

— Тебе они должны быть хорошо знакомы, монах. Повторяй их за мной. Фиат волюнтас меа. Амен[8].

— Фиат волюнтас меа. Амен, — повторил монах и покорно склонил голову.

Литавры перешли в оглушительную кульминацию, но вдруг резко стихли. В возникшей тишине огненная женщина простерла над склоненной перед ней головой монаха два перста, сложенных воедино.

— Нарекаю тебя Маммоном, — произнесла она, перекрестив монаха снизу вверх и справа налево. — Отныне ты будешь служить мне, и твоей службой будет совращать и губить бессмертные человечьи души. Ну а в награду за службу свою ты получишь от меня вожделенное знание, ибо каждый получает то, за чем обращается ко мне. Итак, внимай мне, Маммон. Как тебе должно быть известно из философии, науки не чуждой тебе, сущему противопоставляется категория «ничто» и рассматривается она двояко. Либо как результат отрицания сущего, что является лишь формально-логическим понятием, либо как ключевая категория онтологии[9]. В последнем случае ничто предстает как нечто иное бытию. А вот теперь уместно обратиться к библии, в которой сказано, что Бог из ничто творит все. Из чего следует, что небытие есть кунабула мунди[10] и, стало быть, оно во всех отношениях совершеннее и предпочтительнее сотворенного из него бытия. На этом твоя жажда познания удовлетворена, монах?

— Но что же есть небытие? Ведь я так и не услышал ни слова об упомянутом.

— Ты обратился не к тому источнику. Сути небытия не ведаю даже я, поскольку тоже являюсь творением Бога. Ха-ха-ха!

Расхохотавшись, огненная женщина прильнула всем телом к жалкому рубищу монаха и обняла его за плечи и шею.

Обманутый коварным дьяволом, монах судорожно