Серафима некоторое время сидела молча, уставившись на подол своего длинного тёмного платья. Я уже собирался подойти к ней и обнять за плечи, но она вдруг заговорила.

– Останься в Райской обители, Филипп.

Я весь напрягся от её странной просьбы. Лицо девушки вдруг стало грустным, даже мрачным.

– Я… Я не понимаю тебя, – сказал я, выпрямившись в своем кресле.

– Я никуда не поеду с тобой. Останься в обители, и тогда мы сможем быть вместе.

– Что? – ответил я, чувствуя, как к горлу подступает комок, – о чем ты говоришь, Серафима? Ты же сама убеждала меня в том, что нужно бежать отсюда. А теперь? Что изменилось теперь?

– А теперь я поняла, что ты мне не безразличен. Я люблю тебя, Филипп, – прошептала девушка, и по её щекам потекли прозрачные слезы.

Сердце моё затрепетало, смотреть на страдания Серафимы было невыносимо. Я подбежал к ней, опустился на пол возле её ног и положил голову ей на колени.

– Я тоже люблю тебя, ангел мой! Давай же вместе уйдём отсюда. Давай сбежим прямо сейчас! – страстно шептал я, чувствуя прикосновение её холодных пальцев к моим горячим щекам.

– Я не могу, Филипп! – тихо ответила она.

– Почему? – воскликнул я, подняв голову.

Глаза Серафимы были печальны, в них дрожали слезы, это придавало её светлому лицу восхитительное сияние.

– Потому что я живу в Райской обители, я не могу уйти. Обитель – мой дом, я такая же, как… все они, – тихо произнесла девушка, и голос её дрогнул на последних словах.

Я несколько минут молча смотрел снизу вверх на Серафиму, а потом вскочил на ноги, запрокинул голову и захохотал, как сумасшедший. Мой смех звучал громко и истерично, казалось, от него дрожат стены дома. Серафима встала и подошла к окну. Она вновь обернулась ко мне лишь тогда, когда я успокоился.

– Я знаю, что для тебя это сейчас прозвучит дико, Филипп, но и для тебя самого Райская обитель является домом. Несмотря на то, что ты ни разу здесь не был, ты был зачат в обители.

– Это что, какой-то розыгрыш? Или продолжение эксперимента? Вы решили окончательно свести меня с ума? – закричал я, схватил со стола недопитую бутылку вина и швырнул её о стену, – Я не хочу слушать этот бред!

Бордовые разводы потекли по дорогой обивке. Серафима вздрогнула, потом подошла ко мне и крепко сжала мои дрожащие руки.

– Тебе придется меня выслушать! – голос ее стал твердым, он звучал сейчас глубоко и низко, – Более тридцати лет назад твоя мать жила в обители, но совсем недолго. Забеременев, она сбежала. Как ей это удалось – об этом долгое время никто не знал, и вот недавно Рудольф признался, что это он помог ей тогда сбежать. Он попросил меня помочь ему найти тебя. Скажу честно, мне нелегко дались эти поиски. Но, когда я увидела тебя впервые в магазине, то поняла, что это того стоило. Я сразу полюбила тебя, Филипп. Я поняла, что ты – моя судьба.

– Нет, нет, нет… —прошептал я жутким шепотом, чувствуя, что ещё чуть-чуть и я, действительно, сойду с ума, – я просто сплю, и это все мне снится. И ты мне снишься!

Мысли закружились в голове, внутренности сжались в тугой узел. Я стал бегать из угла в угол, хватаясь за голову и стуча кулаками по стенам. Я не смотрел на Серафиму и мечтал лишь об одном – очнуться от этого жуткого кошмара, снова оказаться в своей маленькой квартире и жить свою обычную жизнь. Не может все это быть правдой.

Серафима, видя моё состояние, подошла ко мне и протянула мне на ладони увядший голубой цветок.

– Съешь, Филипп, тебе станет легче! – спокойно сказала она.

Я взял счастливицу, бросил на пол и стал яростно топтать её ногами, выкрикивая на весь дом проклятия. А потом я почувствовал, как сзади на мою голову обрушился мощный удар. В глазах потемнело, и я без чувств рухнул на пол.

***

– Пойми, Филипп, так будет лучше для тебя. Я всегда буду рядом. Серафима тоже будет рядом. Ты будешь счастлив в Райской обители, ведь мы каждый день открываем душу лишь одному – счастью!

Я растерянно смотрел в улыбающееся лицо Рудольфа, который сидел рядом на постели и придерживал на моей голове грелку со льдом. Голова была тяжелой, руки и ноги – неподъемными. Неужели счастливица снова сковала мое тело?

– Почему ты помог моей матери сбежать из обители? – спросил я, едва ворочая тяжелым языком.

Рудольф, не ожидая такого вопроса, несколько секунд молчал, собираясь с мыслями. А потом он встал и, отвернувшись к окну, произнес:

– Потому что я был отцом ее ребенка.

Мне показалось, что меня снова ударили по голове, таким шоком стали для меня слова Рудольфа. А он, не обращая внимания на мою реакцию, спокойно продолжал:

– Да, Филипп, я твой отец… Я не прошу у тебя прощения за то, что не принимал участия в твоей жизни, у меня совершенно другие ценности и интересы. Но я хочу, чтобы ты знал, что ты для меня – особенный. Сын. Поэтому я хочу оставить тебе свое состояние.

Меня словно окатило ледяной водой. Рудольф мой отец? Отец! Что-то перевернулось в душе в этот миг – что-то темное лопнуло и разлилось внутри меня. Я так часто мечтал в детстве о том, чтобы у меня был отец! А ведь, оказывается, он существовал все это время. Просто он был еще более ненормальным, чем моя мать. И если моя бедная мать сошла с ума от ужаса, который она пережила в обители, то отец… Отец был тем сумасшедшим, который весь этот ужас там устроил.

– Я не останусь в обители. Это мое последнее слово, – процедил я сквозь сжатые зубы, – мне безразлично наше с тобой родство. Да я и не верю в него! И деньги твои мне не нужны.

– Это твое окончательное решение, Филипп? – спокойно и доброжелательно спросил Рудольф.

– Да, – ответил я, чувствуя, как дрожит от злости мой неестественно звучащий голос.

Я хотел встать, но не смог, – мое тело как будто прилипло к постели, это все счастливица, съеденная за обедом. Я был в ловушке, из которой мне уже, наверное, не выбраться. От этого ощущения закружилась голова, а к горлу подступила тошнота.

– Отпусти меня, и обещаю, я ничего никому не расскажу о том, что видел, – попросил я.

– Ты очень