Удаганка скучающе отвела взгляд. Что ж, сплести красивую ложь не удалось.

— Я возвращаю долг, — холодно ответила Кейта, отворачиваясь, чтобы он не видел ее лица. — Ты не убил меня в недавнем бою, хотя учитывая твою силу и сноровку — определенно мог. Мы квиты. Лучше уходи отсюда, пока снова не стал развлечением для злых духов. И… абаасы тебя подери, не попадайся мне больше на глаза, сколько можно! В следующий раз я не буду так милосердна, обещаю.

Не сказав больше ни слова, девушка растворилась в тенях леса так же бесшумно, как и появилась. Инсин остался в полном одиночестве у догорающего костра в проклятом лесу. Он медленно сел, взял предложенный девушкой бурдюк. Вода была холодной, с привкусом незнакомых трав. Он пил, и с каждым глотком к нему возвращалась не только сила, но и ясное, мучительное осознание. Воин в неоплатном долгу перед лесной ведьмой, которую его народ пришел уничтожить. И эта истина была страшнее любого предательства и горше любой смерти.

Когда Кейта, грязная и измотанная, наконец вышла из чащи леса к частоколу айыла, солнце уже клонилось к закату. Первым ее заметил Саян. Он мерил шагами пространство у ворот с таким видом, будто собирался в одиночку прокопать туннель до самых топей.

— Слава Тэнгри! — воскликнул он, бросаясь к девушке. Нахмурившись, Саян остановился в шаге, оглядывая удаганку с головы до ног. — Аргал мне в глаз, Кейта! Где ты была⁈ Мы уж думали, тебя та самая лунная щука проглотила и нам придется идти и вымаливать тебя у нее! Или ты все-таки нашла костяного архитектора и помогала ему возводить новый балаган? И что там за человек в итоге-то был?

За спиной громогласного юноши уже собрались встревоженные Алани и Тэмир, а следом подбежал и старейшина Ойгон, опираясь на свой посох.

— Простите, что заставила волноваться, — Кейта попыталась улыбнуться, но губы ее плохо слушались. — Заплутала немного. Крик, как оказалось, принадлежал одному наглому росомахе. Решила проучить его, чтобы не распугивал наших белок. Паршивец мне умудрился даже отметину на щеке оставить.

Она лгала легко, почти не задумываясь. Сказать правду было невозможно. Не объяснять же сейчас, что девушка сражалась насмерть со степным воином, а потом спасала его, рискуя собой? Ее бы не поняли. Сочли бы сумасшедшей или, хуже того, предательницей племени. Да что уж там, Кейта сейчас и сама себя и свои поступки абсолютно не понимала.

— Росомаха? — недоверчиво переспросил Саян, принюхиваясь. — Странно. А пахнет от тебя, как от жабы, которая всю ночь провела в объятиях с болотной тиной. Ха, неужели этот росомаха был таким нечистоплотным?

Сам того не ведая, добродушный друг затронул какие-то несвязные струны в душе Кейты. Услышав о «нечистоплотном», девушка тут же вспомнила их байки о грязных, вонючих степняках, которые никогда даже к воде не прикасаются, и разит от них за пару лиг. Но встретившийся ей юноша абсолютно не подходил под это описание. От него пахло какой-то сладкой пряной травой и мыльным корнем, на что Кейта обратила внимание еще во время сражения, и сейчас этот аромат вместе с воспоминаниями о юноше без приглашения ворвался в ее сознание… Резко вдохнув и осознав, что Саян все еще ждет от нее ответа, а сама девушка нырнула в совершенно неугодные мысли, шаманка подняла суровый взгляд.

— Не умничай, — отмахнулась Кейта, проходя мимо него к общей умывальне. — Лучше скажи, все ли в порядке? Дозорные вернулись?

— Вернулись, — кивнул старейшина Ойгон, подходя ближе и вклиниваясь в диалог. На его лице было написано облегчение. — Никого не видели. Говорят, на границе тихо, как в пустом котле. Может, твой отец зря тревожился? Или степняки передумали?

Кейта лишь покачала головой, набирая в деревянную кытыйа холодной родниковой воды. Передумали. Как же. Она знала, что это лишь затишье перед бурей.

— Рано радоваться, почтенный, — сказала она, смывая с лица и рук грязь и засохшую кровь. Холодная вода приятно освежала и приводила мысли в порядок. — Степной волк может затаиться, но голод заставит его снова выйти на охоту. Нам нельзя расслабляться.

— Верно говоришь, дитя, мудро, — согласился старейшина. — Именно поэтому мы и собираем сегодня вечером Совет.

Кейта замерла с чашей в руках, словно ее окатили ледяной водой.

— Совет? Зачем?

— Охотники обеспокоены, женщины напуганы. Нужно решить, что делать дальше. Укреплять ли айыл, готовиться к осаде, или послать разведчиков вглубь степи, — Ойгон тяжело вздохнул. — Обычно такие вопросы решает твой отец. Но он…

— Он все еще там, — закончила за него Кейта, и ее сердце снова сжалось от беспокойства. Она так увлеклась чужой бедой, что почти забыла о своей собственной. Отец был один, полностью беззащитен, путешествуя по мирам духов.

— Именно, — подтвердил старейшина. — А его слово — закон. Но ждать мы больше не можем. Поэтому сегодня вечером его место на Совете старейшин на Совете старейшин займешь ты.

Кейта поперхнулась водой.

— Я? Но я не… я же даже не прошла посвящение! Я не имею права!

— Дитя, ты дочь верховного шамана, — твердо сказал Ойгон, и в его глазах, обычно мягких, появился стальной блеск. — И ты та, кого он оставил за главную. Твое слово будет словом Алтана. Народ должен видеть, что у нас есть вождь, даже когда главный тойон говорит с духами.

Спорить было бесполезно. Кейта понимала, что он прав. Но одно дело — гонять учеников и расставлять обереги, и совсем другое — сидеть в кругу седобородых старцев и решать судьбу всего айыла. После всего, что случилось за этот безумный день, это было последним, чего ей хотелось.

— Явись в большой балаган после ужина, — закончил Ойгон и, кивнув, медленно побрел прочь, отдавать новые распоряжения.

Кейта осталась стоять на том же месте. Саян, видя, что ей не до шуток, лишь ободряюще похлопал подругу по плечу и пошел помогать разгружать вернувшихся охотников. Настроение, которое только-только начало выравниваться, снова рухнуло в пропасть. Совет. Ей придется сидеть там, смотреть в глаза людям, которые ей доверяют, и делать вид, что она знает, что делать. В то время как ее главный секрет — спасенный враг — будет лежать тяжелым камнем на сердце. Девушка вылила остатки воды на землю и посмотрела на свои руки. Они все еще помнили холод его кожи и тяжесть его бездыханного