К концу пятого часа пути мы уже как полтора часа шли по дороге, с двух сторон смыкаемой деревьями. До них метров тридцать, так что вряд ли кто-то из наёмников решит отделиться от толпы и спрятаться в лесу. Тем более что я сейчас один и полностью открыт, а на небе ни облачка и солнце светит, а не тёмная облачная ночь без света луны. Расклад не в мою пользу. Но больше оттягивать неизбежное нельзя.

Я остановился, резко. И полной грудью вдохнул сырой лесной воздух. Пахло хвоей и смолой. Девочка по инерции прошла несколько шагов с опущенной головой, прежде чем остановилась. Она уже как несколько часов не плакала, но глазки покраснели, нос опух, а губки подрагивали.

— Всё. Пришли, — я удручённо потёр переносицу и, подумал, что неплохо бы сказать хоть что-то девочке напоследок, но ничего не придумал и лишь развернулся лицом к наёмникам. В кольчугах и коже, с щитами, копьями, мечами, топорами и луками, и с поднятым стягом. Сова с раскрытыми когтями на лапах атаковала свою жертву. Дорога практически прямая, до стяга чуть больше трёхсот метров. Наёмники видели нас с девочкой и злорадно ухмылялись, а лучники специально натягивали пустую тетиву и прицеливались в малышку.

— Это всё, да? — девочка привычно встала по правую от меня руку и, пересилив себя, потянула меня за рукав. Я не нашёл слов для ответа. Малышка всхлипнула. — Мне было хорошо с хозяином. Приятно. Я… Соя… Только… Быстро… не хочу больно. Хочу, чтобы как раньше, с хозяином, приятно…

Малышка заплакала. Я снял с девочки шапку и положил руку ей на макушку, почему-то хотелось напоследок растрепать ей волосы.

— К сожалению, не всё в жизни решаем мы. И даже происходящее сейчас зависит не от нас. Но одно о нас я могу сказать точно — это приключение закончилось, мелкое ты наказание моей скверной жизни.

— Я — Соя, — сквозь слёзы пролепетала малышка, глядя мне в глаза.

— Я знаю, — я угрюмо улыбнулся и растрепал девочке волосы. — А теперь повернись спиной и сядь на корточки. Закрой плотно уши, чтобы ничего не слышать. Зажмурься, чтобы ничего не видеть. Постарайся ни о чём не думать, ну или думай только о хорошем.

Малышка попыталась что-то сказать, но лишь смогла беззвучно открыть рот и пошевелить губами — хотя фразу про то, что она здесь, можно понять и без слов. Девочка всхлипнула и послушно села спиной к наёмникам, закрыла ушки всеми четырьмя руками, зажмурилась. И задрожала.

Я прошёл вперёд на шаг, увеличивая расстояние для мощного замаха. И перехватил поудобней посох. Зелёные утолщения на древке не позволят руке соскользнуть.

Активирован «Пронзающий удар»

Острое основание посоха моргнуло синим. С чавкающим звуком оно вошло в сырую землю строго за спиной девочки. С ухающим звуком на землю упал мой тяжёлый рюкзак, на него примостился гримуар, кинжал, жезл, кольца, именной браслет. Плотный кожаный плащ лёг на девочку, полностью скрывая, а сверху — чёрный пояс, закрывая детскую спину и голову. На землю легла куртка с подогревом, штаны, рубаха, обычные ботинки и ботинки с подогревом. Исподнее.

Холодный ветер обдувал каждый сантиметр голой морщинистой кожи, но от нервного возбуждения я не чувствовал холода, не чувствовал ветра, не чувствовал привычного тремора. Я лишь чувствовал чуть влажную землю дороги под ногами, когда медленно ступал вперёд. Два, три, пять метров от девочки. Это достаточно. Я остановился.

В десятке метров напротив меня встали наёмники, все восемнадцать голов, все восемнадцать ярких овалов от «Чувства магии». Они всё это время смотрели, как я раздевался и ржали лошадьми надо мной, а сейчас скалились охочими до крови бойцовыми собаками.

— Разделся, чтобы членом своих хвастаться? Так мы его тебе отрежем, сука, — выпалил один из наёмников, на что все заржали.

— Чё, госока, — стоявший по центру наёмник вытащил длиннющий кинжал, — оставил всё своё там? Чё, рассчитываешь на быструю смерть? Не мечтай, сука. Мы не торопимся, за каждого нашего брата отомстим тебе. Зарежем мелкую погань и примемся за тебя. Ты сдохнешь в муках, сука.

— Вряд ли.

Внимание, Вы собираетесь воспользоваться основным свойством достижение «Двуединый»

Желаете изменить форму Вашего тела?

Сознание откинуло от точки зрения, она свернулась в трубочки, уменьшилась, истончилась. Мысли разорвало клочьями, истлевшей трухой они облепили трубку. Она покрылась смолянистыми кляксами, больше их, больше. Трубку вывернуло наизнанку, перекрутило, растворило. И обратно развернуло, очистило от клякс, мысли собрались из кусочков сажи, трубка расширилась, точка зрения резко приблизилась и встала на своё место, показывая ошарашенное лица наёмников, бывшие теперь ниже, чем пять секунд назад.

Солнце блеснуло на моей чёрной коже. Шрамы на груди вспыхнули жаром, обрубок хвоста, левая культя и повреждённая морда болью разрывали сознание. Воздух проник в сформировавшиеся лёгкие.

По округе разнёсся крик, подкреплённый болью и шестью сотнями очков в характеристике «Воля». Наёмников пробил страх. Шестеро упали и замерли, трое упали и задёргались в конвульсиях, остальные испуганно замерли. «Рывок» сорвал меня с места. «Удар» лапой разметал разумных. Укус, и чья-то голова взметнулась в воздух. Ещё удар и когти на лапе пронзили чьё-то тело. Кровь брызгала. Мечтавший о пытках наёмник истерично завизжал и бросился к лесу, но спиной поймал «Магические копья» и упал навзничь без движений.

Секунды, и вокруг меня лежали тела. Кто с раздробленной головой, переломанным от удара позвоночником или перекусанные пополам — те всяко мертвы. Упавшие в самом начале может быть и живы, но «Обнаружение жизни» осталось в форме ксата, хотя и без этого у меня достаточно способов для проверки.

В явных живых остался один из наёмников, он упал на спину и пытался отползти, моля оставить его в живых и пощадить, он никому не расскажет и будет молчать. Я придавил его лапой, ломая кости ног. Он заорал от боли, но меня это не волновало.

«Тщедушное существо», — я пробился наёмнику в сознание и, не дожидаясь ответа, толстыми когтями пробил ему грудь. Наёмник выпучил глаза, натужно раскрыл рот. И обмяк. Примерно то же самое я сделал с прочими разумными, наверняка заканчивая это приключение.

Земля чуть вибрировала и подрагивала, пока я медленно ковылял на трёх лапах к оставленным вещам. И мелко дрожащему кожаному кокону. Я остановился около него и привычно захотел цокнуть языком да потереть переносицу, но только неуклюже