Серый переглянулся с Мраком.

***

— Повторяю еще раз: к Шаману мы не пойдем. Решай быстрее, с нами ты или остаешься. — Серый едва сдерживался, чтобы не рявкнуть на Лазаря.

Веревки почти перерезаны, на счету каждая секунда — не хватало еще тратить их на уговоры.

— Объясни, для чего тебе Шаман, — вмешался отец.

Лазарь всхлипнул.

— Чтобы вы приняли Мать Доброты! Почему... — он уставился на Серого широко распахнутыми, не верящими в такую подлость глазами. — Зачем вы меня обманули?!

— Потому что иначе ты бы не привел их сюда. — Отец, видимо, догадался, в чем дело. — Видишь ли... Серый не стал тебе об этом говорить, но мы с Джеком не можем принять Мать Доброты. Поэтому, если останемся здесь, скоро умрем.

Лазарь охнул. Отец кивнул:

— Мне хреново настолько, насколько выгляжу. Пошла вторая неделя, как не могу подняться без помощи Джека. Еще несколько суток, и вовсе не смогу встать. Джек сильнее меня, но когда-нибудь сломается и он.

— Да щас, — бросил Джек, — это еще поглядим.

Но Лазарь его, кажется, не услышал. Он смотрел на Кирилла.

— А почему вы не можете Ее принять? Все могут, а вы нет?

— Мы другие, — просто объяснил Кирилл. — Не такие, как вы... Понимаю, что для тебя это прозвучит дико, но в своем мире мы обходимся без Матери Доброты.

— Почему?!

— Ну... Вероятно, потому, что нам она не нужна. Мы живем, полагаясь на собственные силы.

— Дак, в том и дело! — вскинулся Лазарь. — Вы живете плохо — а нужно хорошо! В Добре и Справедливости!

— Разве мы с Джеком — плохие люди?

— Нет, — растерялся Лазарь.

Кирилл кивнул:

— Вот и мне кажется, что не совсем пропащие. Если бы мы были плохими людьми, вряд ли ты захотел бы нам помогать, верно? А стало быть, можно не жить в Добре и Справедливости, оставаясь при этом человеком?

Лазарь сосредоточенно сопел.

— Я не утверждаю, что хорошим, — продолжил Кирилл, — ни я, ни Джек, ни Серый или Мрак — мы далеко не идеальны. И по части соблюдения Доброты и Справедливости ты или любой из твоих соплеменников наверняка даст нам сто очков вперед.

— Так попросите Мать Доброты! Она всему вас научит!

Кирилл покачал головой:

— Видишь ли. Бывают люди, не готовые слепо принимать чужие законы. Несмотря на то, что укладываться в рамки, установленные кем-то — куда проще, чем создавать свои. Это бывает тяжело, бывает больно. Бывает, что люди страдают и даже умирают. Но они живут так, как считают нужным, понимаешь? Идут своей дорогой, создают собственный мир. Они готовы отвечать за то, что делают, а не кивать на законы матери Доброты. Ты когда-нибудь видел людей на костылях?

Лазарь кивнул.

— Вот, а теперь представь — здоровому человеку предлагают костыли. Если ты сейчас возьмешь костыли, они помогут тебе ходить? Или будут мешать?

— Мешать.

— Вот. Для нас Мать Доброты — такие костыли. Мы ходим и без них, понимаешь?

Лазарь растерянно молчал.

— А мне вот интересно, — с досадой глядя на Кирилла, вмешался Джек, — до каких же пор тебе усохнуть надо, чтобы байки травить прекратил? Я так думаю — в гроб тебя положат, и там не заткнешься. К тебе с крышкой — а ты давай трындеть! Сперва про то, где дерево росло, из которого крышку состругали, потом про то, какая в тех краях погода, потом про то, какие птички на дереве сидели, да сколько раз дровосеку на башку нагадили... Он что спросить-то хотел? — Джек повернулся к Лазарю. — Ты с нами или нет? Вот и всё.

***

— Почему ты ему не сказал, что Мать Доброты — хрень собачья?

Серый шагал рядом с отцом. Лазарь ушел вперед вместе с Джеком, Мрак топал позади.

— Потому что никто не вправе разрушать чужую веру.

— Даже если эта вера — бред?!

— Даже если так. — Кириллу нелегко было разговаривать на ходу. Он задыхался, делал паузы, но голос звучал твердо. — Этого мальчика воспитывали... не мы. Есть люди, которые многое вложили... в то, чтобы он вырос таким, каким вырос. Выбивать у него почву из-под ног... неправильно. Он должен во всем разобраться... сам. И сделать собственные выводы.

— А если они будут неправильными?

— Может, и неправильными... с нашей точки зрения. Но кто сказал, что мы с тобой... истина в последней инстанции? Правда у каждого своя.

— Вот всегда ты так, — пожаловался Серый. — Со Сталкером — как хорошо! Приказал, а ты беги и делай. Справился — молодец!

— А облажаешься — башку открутит. — Отец улыбнулся. — Сталкер есть Сталкер... Я — это я. Спорить мы никогда... не прекратим. Ну так это ведь неплохо, правда?

— Наверное. — Серый помолчал. — Пап.

— У?

— Я скучал.

Кирилл остановился, долго посмотрел на Серого. И вдруг обнял его, прижал к себе. Полгода назад у Серого от такого родительского порыва кости бы затрещали. Сейчас он понял, что за эти полгода обогнал отца ростом. А еще почувствовал, как сильно Кирилл исхудал, все ребра можно сосчитать. К горлу подступил ком, Серый его сердито сглотнул. Пообещал отцу:

— Ты поправишься!

— Да куда я денусь. Идем.

Они снова тронулись.

— Как думаешь, этот Шаман скоро узнает, что вы удрали?

— Думаю, он еще вчера понял, к чему готовиться.

— То есть?! — обалдел Серый.

— Ну, Посланники ведь пришли вчера, так? Вряд ли для того, чтобы молчать. И вряд ли Шаман решил отложить разговор. Так что, думаю, он уже знает о вас, а два и два сложить не трудно. Кто эти посланники, кстати? Сколько лет, как выглядят?

— Девчонка чуть помладше нас с Мраком, — хмуро буркнул Серый. Воспоминание об Аде до сих пор вызывало неловкость. — А пацану лет четырнадцать.

— Правда? — удивился отец. — Я почему-то думал, что посланники — взрослые... Как, говоришь, их