ни конвейеров, ни ящиков. Лишь строгая инфраструктура, готовая к работе: аккуратные пучки разноцветных кабелей лежали в стальных кабельных лотках вдоль стен; новенькие электрощиты с мерцающими индикаторами и антивандальные камеры видеонаблюдения крепились к стенам и фермам; технологические люки были аккуратно врезаны в безупречный пол. Неподвижный кран, способный одним движением перетаскивать многотонные грузы, сейчас лишь подчеркивал бездействие и тишину.
Гул системы вентиляции был единственным звуком, наполнявшим гнетущую тишину этого стерильного простора. Воздух пах бетонной пылью, свежей краской, новой изоляцией и легким металлическим холодком от стальных конструкций — запах незаселенного, технологически подготовленного пространства. Это была идеальная, безжизненная платформа: мощная, чистая, оснащенная грозным, но пока безмолвным стражем-краном, лишенная пока своего главного смысла — машин, движения и тяжелой работы. Готовый сосуд, ожидающий наполнения производственной жизнью.
— Я, конечно, мечтал о большой мастерской, но это, это просто разнос, ребят! О своем заводе я даже и не мечтал! И вот теперь, пожалуйста, я, можно сказать, постап-буржуа! — я приложил руку к груди и коротко кивнул в знак приветствия. — Прямо таки владелец заводов, яхт, пароходов! Как я уже говорил, конец света открывает новые возможности, нужно лишь уметь ими грамотно распорядиться. Мне пока удалось посмотреть лишь парочку ангаров, но то, что я успел уже здесь увидеть, меня привело в дикий восторг! Там точно такая же картина, разве что есть ещё и куча станков, как новеньких, так и старых и недобрых советских, что ещё пашут. А этот ангар явно только отремонтировали, вот я и решил заграбастать себе под мастерскую. Пока я осматривал свой завод, я думал о том, что если мне удастся решить проблему с энергетикой, то с его помощью мы сможем создавать такие штуки, что, ну просто, ваще… — я расплылся в улыбке. — Простите, ребят, что выражаюсь такими пространными словами, но меня до сих пор одолевают эмоции! — подъехав к камере, я снял её со штатива. — Просто мы с вами сейчас находимся на настоящей кузне нашего будущего! И, что самое главное, среди ангарских есть те, кто действительно шарит как заставить работать большинство из этих станков и начать клепать нам настоящий стальной легион! Но это все лирика, о своих планах я могу долго рассказывать, думаю, что в ближайшее будущее я посвящу этому несколько отдельных роликов, так как новой информации накопилось столько, что если я буду держать её в голове, то она просто взорвется! А сейчас я наверное покажу вам, что хочу тут замутить!
— Вот тут, — я повернул камеру и ткнул пальцем в угол, — я поставлю верстаки для костюмов, а вот тут проектор повешу, а там чилаут-зону организую, чуть дальше что-то типа штаба замучу с картой и прочими приколами, возле дальней стены сервера поставлю. Естественно душ и кухню, теперь я могу сделать их прям нормальных размеров! Места хватит на все мои хотелки! Что ещё, так, ну естественно спальню человеческую с нормальным матрасом, чтобы пружинил как надо, — я подмигнул в камеру, — пацаны, ну, вы понимаете для чего! Короче, планов много, думаю, уделю планировке вечерок, набросаю все в программу и построю все так, чтобы это была топовая мастерская! Еще меня радуют, конечно же, эти огромные окна! В гараже такой роскоши не было, может, даже солнце буду видеть!
Но пока придется жить в спартанских условиях, но мне не привыкать. Уж лучше я тут буду отдыхать, чем в общей спальне. Не люблю когда кто-то слышит мой храп! На этом мой румтур закончен, так как показывать то и нечего. Сейчас выдам квесты на то, чтобы сюда затянули всё, что мне нужно на первое время, а потом пойду на поминки, — я пожал губы, — не люблю я подобные мероприятия, если честно, но деваться некуда. Моего появления там ждут. Так что вернусь сюда уже после этого, так скажем мероприятия. С вами на связи был Рэм, пока! — я накрыл рукой камеру, выключив запись.
Последние слова постепенно затихали эхом в стерильно-белом и пустом помещении, оставляя меня наедине с давящим объемом огромного пространства, в тишине которого все громче раздавались гнетущие мысли в голове.
* * *
Тихий вечер опустился на Цитадель, сменив дневную суету ремонта баррикад и разгрузки поезда. Небо, затянутое свинцовыми тучами, расступилось вдоль горизонта, пропуская рыжие лучи заходящего светила. Рваные, черные лохмотья сгладились, окрасившись в теплые персиковые тона на западе. В центре внутреннего двора, возле одного из ангаров, разгорался не костер войны, а скромный очаг памяти. Люди потихоньку собирались, усаживаясь на ящики вместо стульев вокруг нескольких костров, напоминая ночных мотыльков, манимых к хоть какому-то источнику света и тепла.
Я не торопясь занял свое место в этом тесном кругу, прислонившись спиной к прохладному дереву ящиков. Рядом осторожно присела Николь. Девушка коротко улыбнулась мне, затем развернула свой плед и, сев вплотную, накрыла им свои ноги, положив мне на плечо голову. Пышная шевелюра защекотала нос, отчего я слегка улыбнулся и, резко выдохнув, сдул непослушные пряди, пахнувшие яблоком и корицей.
Я перевел взгляд на собравшихся. Первыми на глаза попалась неожиданная парочка. Толкнув слегка плечом мулатку, я легким кивком ей указал на то, как София в компании с главой первого рубежа о чем-то тихо спорили, склонившись над большим казаном. Они периодически легко толкали друг друга, чтобы освободить себе место в моменты, когда каждый из них, помешивая что-то в большом котелке над углями, добавлял свой секретный ингредиент или показывал, как правильно нужно перемешивать.
Чуть поодаль Танюшка и Пал Петрович возились с потёртой акустической гитарой, прилаживая растянутые струны и настраивая мой любимый музыкальный инструмент. Я улыбнулся, когда подружка несколько раз бросила на меня взгляд с ослепительной и загадочной улыбкой, какую я видел в детстве, когда мы отправлялись с ней на поиски приключений. Блики огня играли тенями на её лице, подчеркивая те самые ямочки, в которые я когда-то был влюблен без памяти.
В конце этого огромного застолья, где посередине вместо стола, словно в стародавние времена, трещали костры, уселись остальные выжившие. Переливающийся теплый свет лишь подчеркивал обострившиеся от усталости лица. Тень печали в уголках их глаз легко читалась, но за ней так же блестела надежда на завтрашний день. Иваныч, горделиво отставивший перебинтованную ногу как символ своей храбрости, травил байки из своего прошлого, заставляя всех улыбаться нелепости и простоте его приключений.
В воздух поднимался дымок, наполняя его мягким ароматом специй и варившегося глинтвейна. Сладковатый запах тушенки заставил желудок сжаться,