Владимир Ильин
Эволюция Генри — 4
Пролог
Ржавчина открытого люка ракетной шахты перекликалась с красным мхом, которым поросло это забытое всеми гористое и безлюдное место. Люди тут не жили давно — в Калифорнии хватало нормальной земли, плодородной и ровной. А вздумал бы кто поселиться — ограда военной части, блокировавшая подходы на десяток миль вокруг, все-равно не дала бы пройти. Впрочем, даже прогуляться рядом — и то не пришло бы в голову нормальному человеку. А ненормальных отогнал бы вооруженный патруль, привлеченный одним из постовых на смотровых вышках.
Произошедшая на Земле трагедия мало что изменила — разве что дозорные сменили военную форму на охотничий камуфляж, не позволяющий догадаться о том, кому теперь принадлежит территория за забором. Но в готовности открывать огонь без предупреждения они безусловно превзошли тех, кто был до них раньше. Да и случайные путники уже вряд ли бы отделались тщательной проверкой документов — сгинули бы без следа, так и не рассказав о некоторых замеченных странностях.
Например, о том, что все, кто стоял на посту, были женщинами. Хотя, поговаривают, после Беды женщин в живых осталось больше — наверное, оттого что меньше привыкли рисковать, требуя у Черных обелисков немыслимое.
Дорога к военной части, да и внутри нее, шла откровенно скверная — грунтовка, переложенная бетонными плитами, да вдобавок огибающая сложный рельеф. Обычно передвигались здесь на тяжелых грузовиках, игнорирующих стыки и щербины в бетоне. Даже легковушке — и той было проще медленно катить по обочине.
Тем удивительнее было наблюдать недешевые «паркетники», рядком стоявшие поодаль от ракетной шахты. Семи черным, как на подбор, машинам, одолевшим неблизкий путь, пришлось нелегко — серо-желтая пыль покрывала их почти целиком, бампер на одной оторван, бока еще трех оцарапаны до металла.
Что-то явно случилось, чтобы редкая и дорогая по нынешнему времени техника без жалости была использована, чтобы довезти два десятка богато одетых матрон в церковных сутанах в эдакую глушь.
Необычная даже для обычного места группа выстроилась во всем парадном великолепии полукругом перед открытым люком ракетной шахты — давно утратившим свою изначальную функциональность, так как внутри него плескалась вода, покрытая бензиновой пленкой. Взгляды матрон то касались радужных переливов на воде — то останавливались на двух молодых женщинах в черных монашеских сутанах, поставленных на колени у люка. И настроения в этих взглядах менялось от благоговения до ярости, граничащей с ненавистью.
Две коленопреклоненные монахини, впрочем, не обращали на это никакого внимания — лишь изредка склоненные в жесте покорности головы слегка поднимались, чтобы на мгновение попытаться уловить настроение самой главной из прибывших — вставшей прямо напротив них. И была в этих попытках отчаянная надежда… Впрочем, все остальное время женщины смотрели перед собой с холодной отрешенностью уверенного в своей правоте человека.
Вездесущая пыль покрывала их сутаны — от длинного подола до серебряного шитья на вороте — свидетельством долгого пешего пути. Возле них лежал объемный холщовый мешок — тяжелый даже на вид — запыленный столь же сильно.
Стоявшая до того безмолвной главная матрона заговорила глубоким, хорошо поставленным голосом, и плечи двоих, до того скованные напряжением, невольно вздрогнули. Но всякая надежда в глазах тут же погасла, стоило упасть первым тяжелым словам.
— Властью, данной мне Орденом, я, Матерь-настоятельница Ордена, вершу церковный суд над коммодором Агнес и коммодором Марлой. — Неспешным речитативом начала невысокая, властная женщина, укутанная в ткани, шитые золотом. — В одном лице как судия и защитник, ибо все вы — дочери мои. И все вы — назвали меня матерью своей и согласились принять от меня любую кару. И вижу я великий грех на вас, моя Агнес, и моя Марла. Но в сердце моем достаточно сострадания и любви, чтобы принять ваше искреннее раскаяние. Говорите.
— Матерь-настоятельница, — понурившись, начала та, что звалась Агнес. — Сказано — отдай и воздастся. Он… Генри… Рыцарь Ордена отдал свою жизнь, чтобы избавить мир от Зла.
— И вы решили отдать ему купель, предназначенную для сына Его?..
— Он… Ведь сын — не значит младенец! — Подняла Агнес взгляд и с жаром произнесла. — Он дважды сокрушил врага человеческого! Он видит все с неба, как!..
— Этого недостаточно! — Громовым голосом прервала Матерь-настоятельница. — Он — не посвящен канонам. Он не знает миссии нашей и цели!
— Он пожертвовал собой для спасения людей!..
— Наши сестры жертвуют собой каждый день во славу Его. А сыну Его только предстоит родиться, — чуть отстранившись, плавным жестом указала она направо — на женщину лет сорока, удерживающую руку на своем округлившемся животике. — Так решил конклав! И вы знали о том решении!
— Это ведь политика, Матерь-настоятельница… Все знают, от кого этот сын…
— Ты забываешься, сестра! Конклав решил — зачатие было непорочным! Оспаривание этого — тяжкий грех!
— Анафема… Анафема… — Зашептались по обе стороны.
— Простите, Матерь-настоятельница. — Понурилась Агнес. — Это только мои неосторожные мысли. Я не делилась ими с сестрой Марлой, она действовала не по своей воле, но по моему приказу…
— Мне приятно слышать, что рассудок при тебе, и ты не упорствуешь в своем заблуждении. Но здесь и сейчас мы судим вас за деяние более тяжкое, чем богохульные мысли. Вы желали отдать все накопленное Орденом человеку недостойному!
— Но ведь это я принесла в Орден знания об этой шахте…
— И это станет главным смягчающим обстоятельством. Но помни — ты принесла знания о месте! Однако само содержимое шахты — принадлежало Ордену всегда! Ибо наполнялось во имя Его и слугами Его! Жаль, что сестры не говорили о своем плане открыто — мы бы поддержали их с первого же дня…
— Смиренно жду решения вашего, Матерь-настоятельница…
— Я полагаю, в мире все происходит по воле Его. И именно Он удержал от великого греха кражи, вовремя упредив ваше появление.
Агнес беззвучно и почти не шевеля губами пробормотала ругательства в адрес сестры по Ордену, которую считала верным другом.
— Скорблю лишь об одном: что не хватило вам рассудка, заблудшим дочерям моим, явиться с раненным рыцарем в мою прецепторию немедля же. Ему бы оказали всю возможную помощь! Вместо того — блуждали вы по горам, пробирались словно разбойники через посты, напали на сестер своих!.. Молитесь же и надейтесь, что ваше промедление не убило нашего рыцаря! И ежели так — это и будет главным отягчающим обстоятельством. Гретхен, — обратилась Матерь-настоятельница к древней старухе в своей свите, стоящей по левое ее плечо.
Та, словно
