— Видишь? — спросил робот Самину.

Она поняла, о чем он, и кивнула. Синтетик рассказал ей, что принцесса ждет ребенка, и что Самине — как человеку, страстно увлеченному ботаникой, — это покажется интересным. Действительно: под кожей на кристальном животе Ампаль росли тонкие стебли сосудов, и на них ютился крохотный бутон. Еще совсем юный. Неудивительно, что во дворце это стало потрясением.

— Он раскрывается на третий месяц и, по словам Канташа, весь сезон пышно цветет, — пояснил андроид.

— А потом?

— Я тоже спросил. Он смутился и говорит — «потом все, как по учебнику».

— Ботаники или зоологии? Ведь родиться должен человек.

— Не уверен, — улыбнулся Эйден. — После жучков Бритца — не уверен.

— А правда, что на Ибрионе женщины сами не вынашивают детей? — если бы не вуаль, едва ли она решилась бы на этот вопрос. Вернее на то, чтобы задать его императору. Они шли за гостями, но держались поодаль от всех. Гуляли на одной волне. Не сговариваясь, просто оба так чувствовали.

— Правда. Инкубаторы решают массу проблем.

— А правда, что…

— Правда. От секса мы тоже отказались. Варварский пережиток.

— А-а. Если понравилась девушка, отсылаете ей номер индивидуальной ячейки в банке спермы?

— И забираем детей через двадцать лет уже из колледжа.

— Надо же, как удобно. Прямо с выпускного?

— А то. Смотришь издалека: если гуманитарий, едешь мимо.

Самина не по-траурному рассмеялась. Она подивилась, что ее можно еще чем-то рассмешить, и смущенно тронула вуаль.

— А у тебя есть дети, Эйден?

— Нет.

— Мужчина не может быть так категорично уверен, — поддела девушка.

«Если он не богомол».

— Темный властелин не оставляет бастардов.

— Ты, должно быть, регулярно казнишь всех мальчиков, рожденных в империи до такого-то срока. В качестве профилактики.

— Это расточительно, со временем некому будет за меня воевать. Лично я взял за правило: убил — переспал.

— Может, наоборот?

— Когда как, милая.

Принцесса тем временем спустилась к ручью. Начинался ритуал. Ампаль была молчалива и собрана, натянута, как тетива. Волосы-ветви струились до самой земли, изящно уложенные, с поникшими от горя листьями. Утренний выход в город, а теперь этот раут. Тяжко, но на то она была и королевской крови. «Королевских соков», по-алливейски. В сопровождении вельмож Ампаль подошла к воде. Здесь, над мраморной гладью ручья, возвышалось могучее дерево.

— Видели сакральную пропасть на Бране? И на Алливее есть такое место, — шепнул учтивый Канташ, наклоняясь к Самине. — Это Заветный Тростник.

— Тростник? Но это дерево.

— Приглядитесь.

Ребристый ствол не был одним целым — каждое ребрышко представляло собой травянистый стебель. Их была не одна тысяча в том свитке, что гнулся и огибал сам себя, образуя дивный колосс. Высоко над головами вельмож тростник шумел резной листвой. Она собиралась в округлые пучки, словно шары омелы. В середине каждого гнезда лежал молочно-белый плод. Продолговатый и крупный, как дыня.

Ампаль преподнесли ножны, инкрустированные самоцветами.

— Замысел ритуала — добыть плоды тростника? — спросил Эйден у графа.

— Только на первый взгляд. Ее высочество будет говорить с планетой на древнем языке. Вы о нем уже слышали. На днях закончился летний сезон, и природа отдыхает. Чтобы пробудить ее к новому циклу, Ампаль и тростник рука об руку пройдут от самого конца древнего алфавита к его началу. От смертельного уныния к утверждению жизни. На каждое действие принцессы тростник ответит своим: враждебным, нейтральным и, наконец, добрым. Если так и случится, он даст Ампаль священный плод. Если он позволит ей добыть сок… Да если он будет красным… Боги, сколько же «если» у нас на пути! Но только так Ампаль сохранит власть над Домом.

— Но принцесса не впервые проводит ритуал. Чего Вы так боитесь?

— Дело не только в ней. Заветный Тростник беседует лишь с истинной властью Алливеи, а фактически наследника сейчас нет. И новый появится не так скоро. Да и будет ли мальчик…

— Канташ, я думаю, требуя «истинную власть», Тростник не имел в виду малыша Аруску. Я почти не знаю принцессу, но будь я духом планеты, говорил бы только с ней.

— Спасибо, Эйден. Будем надеяться, тростник не идиот.

Ампаль обнажила клинок. Вдоль лезвия шел узкий желобок. В него принцесса накапала что-то из прозрачного флакона, и священник подал ей горящий факел. Очевидно, следовало зажечь тростник, и тут, в самом начале ритуала, Ампаль замешкалась. Ее меч вспыхнул, но застывшая рука дрожала. Эйден толкнул Канташа.

— Помогите ей.

— Но мне нельзя приближаться к тростнику!

— Огонь убил ее ребенка, теперь спасайте вашего.

— Откуда вы…

— Да вас насквозь видно. Скорее!

Граф оставил гостей и поспешил вниз. Робот прижал Самину вуалью к своему плечу, заглушая тихий смешок.

— Перестань, я случайно, — шепнул андроид и сам улыбнулся.

— Глаз наметан на дворцовых интригах, Эйден?

— Двести лет в таком же вертепе. Кто бы мог подумать, где сгодится талант угадывать, с кем спят придворные дамы.

Меч в огне был тяжел. Канташ успел: он поддержал принцессу за локоть, та благодарно кивнула, и они вдвоем загнали лезвие в ствол тростника. Стеклянные птицы сорвались с его кроны, разлетелись, галдя. Дерево занялось пожаром, как сухая лучина. Но вдруг с оглушающим грохотом треснуло, и от общей массы прутьев отделилась большая щепа. Остальной ствол быстро потух, но щепа все горела и кренилась. Это и был первый ответ тростника. Смертельный ответ. В саду было тихо, свита и знать забыли, как дышать. Граф тихонько вернулся на свое место.

— Я, наверное, все испортил… — волновался он. — Если та ветвь сгорит вместе со священным плодом… Тростник ведь может не отдать его принцессе!

Как только он произнес это, горящий прут затрещал и склонился над ручьем. Не тронутый огнем, белый орех скатился с гнезда. Под бурные ахи и вздохи вельмож плод упал в воду и тяжело пошел ко дну.

— Я бы рекомендовал вам ромашку лекарственную, — посоветовал Канташу андроид. — На Бране шприц с нею в потайном кармане — признак хорошего тона. Отлично успокаивает.

— Мне бы вашу выдержку, Эйден.

— Ах, бросьте, она синтетическая.