Его страшно раздражало, что старые, чистокровные семьи владеют знаниями, недоступными больше никому, в том числе и ему, такому умному и талантливому. Да и вообще, по его мнению, никто не должен был иметь никаких привилегий. Через некоторое время юноша встретился с другим молодым человеком, имеющим похожие взгляды, и они, как им казалось, придумали концепцию «всеобщего блага», иначе говоря мира, где все были равны и слабы, кроме правящих мудрых магов, которые решали какие знания доступны остальным, а какие нет. Мудрыми и благими они, естественно, почитали самих себя. Идею парочке, конечно, подбросили извне, ибо она возникает почти в каждом населенном мире. В том мире маги скрывались от простецов, там, в отличие от Аталана, подавляющее число населения не владело магией вовсе, даже на самом минимальном уровне. Молодые люди зомбировали маргиналов, считающих, что только их нация имеет право на жизнь, в одном из государств, униженном после проигрыша в большой войне. И стали медленно вести данных маргиналов к власти. Привели. Затем начали мировую войну. Создавали гекатомбы жертв, на той войне погибло более пятидесяти миллионов разумных, причем то, что творили маги в концлагерях, где содержали пленных, не поддается описанию. Из маленьких детей выкачивали кровь, кожу с татуировками сдирали и шили из нее сумочки, из жира разумных варили мыло, пеплом сожженных тел удобряли поля.

— Какая жуть… — ректор посерел, а декан медленно побелел от услышанного. — Разве такое возможно?..

— Увы, возможно и куда более страшное, — с горечью ответил Путник. — Против страны, считающей, что только она имеет право на жизнь, встал весь мир. И, естественно, победил. Наш молодой тогда еще маг примерно в середине войны понял, что они проигрывают, и разыграл ссору со своим подельником, а затем, перед самой победой союзных сил, вызвал того на дуэль и пафосно победил, заявив, что тем самым спас всех. Его наградили, восславили. Не все, конечно, пришлось сидеть на своей родине, остальные страны жаждали заполучить его в свои руки. Но подонок не сдался, он нашел другой способ дорваться до власти. Он сумел стать директором магической школы и принялся растить себе последователей — светлых фанатиков, которых потом проталкивал во все государственные институты, где они постепенно получали все больше влияния. И через некоторое время начали законодательно запрещать целые отрасли магии, объявляя их тьмой и злом. Программа школы упрощалась, вместо умных и сильных магов она начала выпускать балаганных фокусников. Директора объявили чуть ли не святым, он стал авторитетом для всех. И постепенно уничтожал старые знания, старые семьи и все, что могло угрожать его планам. Грабил сирот, причем так, что никто его заподозрить не мог. И все свои чудовищные преступления оправдывал, говоря, что это во имя всеобщего блага. Вырастил из одного ребенка темного лорда, убийцу и палача. А из второго воспитал псевдогероя, который должен был добровольно пожертвовать жизнью. Опять же ради всеобщего блага. А когда мальчишка пошел на смерть ради тех, кого любил, занял его тело и продолжил свое гнусное дело. Еще лет через пятьдесят магия в том мире была почти забыта, а немногие выжившие маги стали рабами. Так вот, когда я выяснил, что происходит в Аталане, у меня сразу возникло подозрение, что у вас завелся такой вот манипулятор. И его нужно отыскать и обезвредить, иначе неизбежна гибель всего и вся. Мне будет жаль, если столь интересная магическая цивилизация погибнет. Поэтому я готов помочь всем, чем только смогу.

— Очень похоже, что вы правы, некоторые действия наших заговорщиков абсолютно невыгодны им самим, — Тимхок переглянулся с Сархоком, оба выглядели съевшими что-то кислое. — Поэтому наличие координирующего центра, действующего по заранее разработанному плану, мы заподозрили давно. Вот только обнаружить его пока не получается. Стоит приблизиться, как с той стороны жестко рубят концы, не жалея ничего и никого.

— Ежели так, что вполне может быть, что координатора-манипулятора вам просто подставляют, чтобы вы нашли его и немного успокоились, — хмыкнул Вирт. — Кто? Я могу только предполагать. Дело в том, что уже тысячи лет в разных уголках мироздания некие силы пытаются свести магию к цирковым фокусам и бытовым мелочам. Пытаются запретить все, что только можно запретить, объявляя любое сложное магическое действие темным. Причем каждый такой случай, казалось бы, не связан с другими, однако это не так — кто-то очень сильный стремится лишить мироздание сильных и опытных магов. Причину и кто в этом вообще заинтересован выяснить пока не удалось. Я, к сожалению, многого по этому поводу не помню, только сам факт.

— И часто все это удавалось предотвратить? — хмуро поинтересовался ректор.

— Примерно в трети случаев до того, как начали такие ситуации специально отслеживать, — запросил информацию у Кая Путник. — Так что как только где-то заводятся светленькие с воплями о поганой темной магии, которую надо срочно запретить, а книги, где она упоминается, уничтожить, их следует брать за жабры — и на плаху. Иначе они уничтожат все, до чего дотянутся, а когда придет беда, ее окажется нечем встретить. Имеются даже подозрения, что подобные ситуации провоцирует сущность, зовущая себя Единым, вы о ней, несомненно, слышали.

— Слышали, — скривились оба аталанца. — О ней все слышали. Если она где-то заведется, то мир гибнет. Так или иначе.

— Именно, — кивнул Вирт. — Хотя гибнет все же не всегда, если удается справиться со всеми его апологетами, то Единый уходит. Духу моего корабля известны несколько таких случаев.

Немного помолчав, он окинул собеседников внимательным взглядом и снова заговорил:

— Думаю, сомнений в том, что Аталан обрабатывают поклонники «всеобщего блага», уже ни у кого нет. Стоит ли за ними Единый, Сверхи или кто-то им подобный — не знаю, но, скорее всего, да. Уж больно почерк действий знакомый. Хорошо, что влияние удалось отследить на раннем этапе — пока что идет накопление у простонародья гнева против старых семей, которые под чужим влиянием начали порабощать талантливых простолюдинов. Думаю, по столице уже пошли разговоры, что аристократы никого в грош не ставят, что они опасны и пора показать им их место, отобрать знания и богатства. Причем уже чуть тише говорят, что ректорат идет у них на поводу, что вместо него власть должна принадлежать достойным из народа, которых нужно выбирать всеобщим голосованием. Иначе говоря, насаждается так называемая демократия — на словах власть народа, а на деле — власть денежных мешков, находящихся под контролем ревнителей всеобщего блага. Воздействие идет