отступить. Могу и я позволить себе выбор? Не хватать, а спрашивать. Не бойся, я правда готов к твоему «нет».
Или он хотел ее «нет». По крайней мере, по дороге к ней так и было, пока все не раскололось, не рухнуло.
— Хорошо, Эйден. Завтра я дам тебе ответ. Но что ты будешь делать, если я откажусь?
— Вернусь на Брану один и запущу реле вхолостую, чтобы разрушить его целиком. Потрясет город, потрещит лес. Катастрофы случатся, но большинство людей выживет. Планета останется в гиперпространстве, но империя выиграет годы, пока Харген копается в развалинах и чинит оборудование.
Эйден звучал безразлично и выглядел совсем мертвым. С пустым взглядом в стену позади девушки, с руками, сцепленными за спиной. Разговор тоже умер. Самине осталось два пути: отвернуться, чтобы сменить полярность — с той, что притягивала, на ту, что оттолкнет с той же силой. Или подойти ближе, но тогда она пропала.
Девушка ушла. Андроид остался на мостике один еще на несколько минут. И отключил экраны, на которых попеременно мелькали то гибель его планет, то Харген с пламенной речью. Победоносной и беззвучной. Эйден закрыл глаза и стоял так, пока кто-то не толкнул его в плечо:
— Ты как? — эзер стоял рядом, одетый по-военному. Он собирался на охоту за шчерами, когда узнал об ударе. — Хочешь, полетели вместе. Поубиваем, развеешься.
— Спасибо, Кай. Я уж тут достаточно поубивал и… развеял. Слушай, ведь ты был на моем месте.
— Вроде того.
— Но удержался. Остался маршалом до конца и не отдал так много за одного.
— За троих.
— Ты не жалеешь?
Хоть и опасна такая правда, да бесполезно было врать диастимагу.
— Каждый день жалею.
Глава 28
О «да» и «нет» за одну ночь. О разрушительной силе воды и диктатуре безжалостной химии
Справляться с болью можно, замораживая себя изнутри. Раз за разом понижая градус при каждой потере. Пока однажды этот лед не разорвет тебя, как бутылку с водой в морозилке.
— Вода, — прошептал Эйден, ожил и сорвался с места. Бегом до зала, где они с Шимой корпели над картами. Он вызвал графа на ходу:
— Канташ, кто командует войсками Алливеи?
— Генерал Кревес.
— Сторонник барьера?
— Он самый.
— Превосходно. Устройте мне встречу с ним, прямо сейчас!
— Хорошо, Ваше Величество, — с удивлением и готовностью ответил граф. — Тогда в дворцовом парке, у ручья. Там нет охраны и камер.
В свете последних новостей энергичный тон андроида приободрил алливейца. Канташ бросился исполнять просьбу. Был уже довольно поздний час, и невозможность отложить разговор на утро означал скорый перелом в войне.
Уже через час генерал Кревес переводил взгляд с Канташа на Эйдена и в раздумьях шевелил усами. Да, на прозрачном лице алливейца росли пышные хрустальные усы. Листья на них топорщились жесткой щеткой вверх: собирался дождь.
— Вы просите меня спровоцировать Вашего, — он ткнул пальцем в робота, — адмирала подставить флотилию под удар?
— Да.
— Где подвох?
Андроид раздражал Кревеса. Во-первых, из-за вражьей черной формы. Во-вторых, он спелся с графом, этим недоверчивым умником и пацифистом, абсолютной противоположностью генерала. И в-третьих, до появления синтетика именно Кревес значился самым заносчивым типом на планете. А Эйден отобрал у него эти нескромные лавры.
— Подвоха нет, генерал. Если Проци атакует завтра же и подойдет слишком близко к Алливее, Харген будет вынужден поставить барьер перед выстрелом. Я прав?
— Разумеется, так и было с другими правящими домами. Вы же сами видели.
— Да, но следом наводчик лопнет и ударить не сможет. Вы получите долгожданную защиту от вторжения, а мы — разоружим Брану. Зури больше не сможет манипулировать Алливеей. Кревес, вы будете обменивать свой урожай на деньги и нормальное отношение, а не отдавать его даром. Свобода и независимость, ведь этого Вы добивались?
— А если он ограничится барьером и не выстрелит?
— Тогда чего Вы теряете?
Кревес молча пожевал усы.
— Есть несколько жилых спутников на границе системы, но… уже к утру мы всех эвакуируем. Правда, говорят, лет через десять Харген оборудует себе другой наводчик.
— Я постараюсь увеличить этот срок. Возможно, без прежней поддержки Брана зачахнет раньше, чем вернет свое влияние. И подумайте: каков шанс для смены власти в столице Альянса! Кто-то новый встанет у руля. Может быть — Вы.
Эйдену осталось сесть ему на левое плечо и дать прикурить от мизинца. Не так уж и надуманно было сравнение железного аспида с тем змием.
— Но как Вурис Проци поймет, что нужно подойти так близко? Кто в своем уме потащит флотилию на расстояние выстрела? Каналы прослушиваются. Мы не можем прямо сказать ему — лезь на рожон, все схвачено!
— Вы дадите ему знак на древнем языке. Все, что нужно, это надоумить Джура обратиться к архивам.
— А как риз Авир поймет, что это намек?
— Мы зашифруем в послании мой личный код. Его знают только Джур и Вурис.
Генерал задумчиво пил из своей фляги и смотрел в небо. Их разговор напоминал вербовку адептов финансовой пирамиды. Уж больно гладенько стелил аспид.
— Почему бы мне прямо сейчас не сдать вас обоих председателю?
— Потому что такое предложение Вы получите еще лет через сто. Вы же не дуб, Кревес.
— Я могу поступить хитрее: завтра объявят о смерти наследника дома, так что я легко отберу трон у Ампаль. И получу свой барьер гораздо дешевле!
Эйден щелкнул пальцами за спиной. Тотчас Канташ наклонился к генеральскому уху, и усы Кревеса поникли. Граф вернулся к ноге андроида, ничуть не уязвленный своей ролью тем вечером.
— Да когда она успела-то⁈ — генерал вылил флягу на тропинку и развернулся, чтобы уйти. — Пройдохи!
Не говоря больше ни слова, он удалился. Синтетик перевел вопросительный взгляд на Канташа:
— Это он в смысле — да или нет?
— Кревес вылил свой напиток, — граф почтенно указал на лужицу. — Это означает согласие с условиями сделки.
— А если б нечего было вылить?
— Обсуждение договора редко обходится без хорошей выпивки, милорд. Но это древний язык… такой древний, что предки выкручивались, как могли. Да, и резали палец, чтобы капнуть своей крови на землю, тоже.
Ах, вот оно что. Признаться, Эйден подумал о другом.
— А можно вместо себя порезать собеседника? Очень символично же: пустить