Что касается сосудов — то нас выбирали после анализа ДНК.

Мою сравнивали с ДНК мужчин, которые сейчас были на станции. И я могла быть отдана любому, с кем совпадение было больше пятидесяти процентов. Управляющий сказал, что кому-то я подошла на все семьдесят — и это большая удача. Шанс зачать ребёнка выше. А если он родится, то этот рай-ши никогда больше не сможет претендовать на другой сосуд и меня больше никому не отдадут.

С одной стороны — новость должна быть хорошей, что не придётся менять «владельцев». С другой — вечное заточение с нелюбимым мужчиной тоже такое себе везение. Но всяко менее ужасно, чем участь переходящего знамени.

Какое у меня совпадение с командором, было не известно. Но кажется ему на это плевать. Да и судя по его поведению и виду — на многое другое тоже. Во всяком случае выглядел он так, будто ему море по колено. Кстати, почти в прямом смысле. Я таких огромных даже тут, на станции не видела, не то что на родной Земле…

Стоило только вспомнить, как на душе стало тяжелее. И я ещё свою прежнюю жизнь считала плохой? Вот уж ошибалась, так ошибалась. Тут я вообще букашка. Без права на слово, на собственное мнение, без своих интересов. Иду вот туда, куда ведут. И молчу. Хотя внутри хочется кричать от своей беспомощности и бессилия…

В первые дни я ещё пыталась противостоять, возражать, противиться… Аж передёрнуло от этих воспоминаний.

Нет, мне не угрожали, не били, не пытались запугать. Кажется, к сосудам вообще тут относились скорее никак, чем с пренебрежением. Как к факту. К необходимости.

Никто не пытался меня унизить намеренно, но при этом со мной сделали нечто, превратившее меня в покорный манекен, исполняющий приказы. При этом разум внутри не был закован. Я всё понимала, но не могла сопротивляться или возражать приказам.

Одного раза хватило. Больше я не делала ничего наперекор. Ощущение, когда ты заперт внутри, напугало похлеще боли. Если бы меня избили, так сильно бы не надломило, как это. К тому же выводы были однозначными — пока я веду себя внешне спокойно, со мной даже общаются по необходимости. И такое скудное общение с крохами новой информации всё же лучше, чем полная неизвестность или заточение в своём теле. Однако, чтобы создавать видимость спокойствия, мне приходится мобилизовать все свои моральные и физические силы. И порой делать то, что я бы совсем не хотела делать…

Например, идти сейчас к тому, кто станет вершить мою судьбу в ближайший год. А потом…

Думать о будущем мне нельзя. Просто нельзя. Нужно думать о том, что будет сейчас. Мне просто необходимо как-то наладить с ним отношения. Попробовать объяснить, вызвать сочувствие, если не понимание…

И сама над собой горько усмехнулась. Сочувствие и этот огромный инопланетный мужчина? Кажется, он даже о таком слове не догадывается… Вообще не уверена, что в его языке есть нечто подобное.

— Ваш сосуд, — вдруг оповестил в неожиданно открывшуюся перед нами дверь управляющий. — Входи, — твёрдо сказал мне, быстро закрывая дверь снаружи, стоило только сделать шаг вперёд.

Видимо, тоже ощутил поле его ярости и трусливо сбежал. Оставив меня наедине с этим монстром. Взбешённым, очевидно не отошедшим ещё от битвы монстром.

Я замерла на пороге — в полутьме посреди большого полупустого ангара стоял ОН…

Не знаю, чего я ждала от него. Наверное, что с диким рыком набросится и прямо у двери сделает со мной нечто ужасное. Что это может быть не ужасным, в голову не приходило. Как минимум с разницей наших размеров, он физически не сможет не причинить мне боль.

Глядя на его неестественно прямую, словно выкованную из каменных мышц спину, на огромный рост, я прикусила нижнюю губу, отгоняя всеми силами вопрос — а что ещё у него такое же огромное и твёрдое?

Напряжение накапливалось. Уже начинала кружиться голова. А он всё молчал. И вообще не смотрел на меня. Только сжимал кулаки и молчал. В полнейшей тишине раздавалось только его тяжёлое дыхание.

Переминаясь с ноги на ногу на холодном полу, я не знала, можно ли заговорить первой. Но продолжать молчать казалось пыткой.

И так было жутко страшно. А уж когда не знаешь, чего ожидать, страшнее вдвойне.

Ноги начинали неметь от холода. Тело ломило от того, насколько я была зажата. А командор будто бы спал стоя. Ни слова, ни движения. Но пути назад уже не было.

— Мне можно войти? — не выдержала я, и отшатнулась, прижавшись спиной к двери, когда он дёрнулся, резко обернувшись.

Его глаза всё ещё светились. Злобный оскал как ничто говорил о его настроении и самочувствии. Синие молнии продолжали скользить по телу вверх-вниз волнами.

Лучше бы я вечно молчала!

Издав какой-то низкий вибрирующий звук, он потянулся к чему-то очень похожему на планшет. Что-то быстро напечатал. Нахмурился ещё больше, вглядываясь. Затем закрыл глаза, нажал там что-то снова и… с досадой запустил его в угол. Я пригнулась от звука удара и громко сглотнула, прикинув, что если бы меня толкнул с такой же силой, то одной черепно-мозговой травмой бы не отделалась…

Тем временем он подошёл ближе, вдыхая глубоко, словно дикий зверь и в бешенстве оглядывая меня с ног до головы. Что-то там прошипел на своём. Я вжалась в дверь сильнее.

— Пятнадцать, — выдавил он на моём языке.

— Ч-что? — распахнула я глаза, воззрившись на него.

— Наша с тобой совместимость. Пятнадцать процентов, — проговорил низко и зло, будто бы я была в этом виновата.

— Простите, — прошептала, всё ещё находясь в шоке от его поведения и комплекции.

Ему стоит чуть сильнее прижать меня рукой к двери и от меня мокрое пятно останется. Я макушкой ему даже до подмышки