— Подъем, боец!

Открыв глаза в очередной раз, я увидел в каюте незнакомого мужика:

— Ну-ка, покажись. Я, кстати, твой адвокат, можешь звать меня Азиз.

Я сел на постели и разглядел посетителя: большой и пухлый, в дорогом комбезе.

— Здрасте.

— Шикарный фингалище. Поехали-ка в медблок.

— Меня туда не пустили.

— Спокойно. Мы опротестовали арест. Перемещение по «Раю» с сопровождением — разрешено.

По пути я узнал, что на «Рай» прибыла целая делегация из четырех адвокатов «Селенис» и стажера. Я пытался это осмыслить. Сам факт, что до меня кому-то было дело. И что меня спасать прилетело столько людей. Мозг выдал только одну идею:

— Это что, входит в туристическую страховку?

— Минимальная юридическая защита входит, конечно, — усмехнулся Азиз, — но не тяжелая артиллерия. Вот только тут ты по корпоративной страховке бойца. И провокация против тебя — это провокация против «Селенис». И это уже не вопрос страховки. Мы здесь сопровождаем встречный иск от «Селенис» на 180 миллионов кредитов за преднамеренную психологическую манипуляцию и доведение сотрудника корпорации до состояния недееспособности с целью компрометации репутации «Селенис».

— На сколько?!

Адвокат усмехнулся:

— Боец! Репутация — это всегда дорогая штука. В нашем случае это уже маленький кусочек большой политики.

Мы приехали в тот же госпиталь, откуда я начал свое знакомство с «Раем», и мужик в зеленом комбинезоне безо всяких вопросов уложил меня в ванну-кровать.

Глава 39

— С возвращением, Маугли, — услышал я Балу, даже не успев открыть глаза.

Я лежал все там же. Голый, но браслет был на руке, а знак на шее.

— Привет. Балу, а почему в прошлый раз тебя сняли, а в этот нет?

— Так в этот раз тебя в гель не укладывали, никакой хирургии, кровь застывшую убрали, мягкие ткани простимулировали — и все. Дел на три часа. Сотрясение мозга легкое. Кроме небольшого медикаментозного лечения, вмешательства не требовалось. Могли бы и комбез оставить, но так проще до вен добираться.

Одевшись и выйдя в холл, кроме медика, застал там Азиза:

— С синяком солиднее выглядел, — усмехнулся тот. — Поехали, покушаем и побеседуем.

За едой он пересказал мне то, что я уже знал от Балу, и добавил подробностей:

— Поскольку теперь это стало разбирательством между корпорациями, дело будет слушаться в третейским суде. И это все меняет. Удачно сложилось: завтра «Рай» прибывает на нейтральную станцию «Обертаг» — там все и пройдет.

— А третейский суд — это как?

— Дело будет разбираться представителями трех нейтральных корпораций, не бери в голову. Для тебя важно, что их обвинение об убийствах на планете рассыпется, поскольку ты не атаковал, а защищался после убийства Сержа. Поэтому суд будет вынужден рассмотреть и материалы о провокациях на корабле. И будет доказан факт манипуляции.

— Так вот просто?

— Так вот просто.

Моя голова работала удивительно четко, медицина — жутко полезная вещь! И я ощущал, что так вот просто быть не может. После произошедшего на «Рае» мне с трудом верилось, что Табаки мог не просчитать, что «Селенис» впишется. Особенно учитывая фразу от Мии.

Значит, сценарий Табаки это учитывал — они готовы. Но если даже мне это понятно, то должно быть понятно и Мие. Снова та же петля про то, кто и что знает. Кажется, все знают, что у всех есть сюрпризы. Никто мне ничего не скажет, естественно. И тут у меня в голове появился интересный вопрос:

— А мне по этому вашему встречному иску что-то полагается?

Азиз удивленно на меня посмотрел:

— Парень! Этот иск тебя не касается. Это корпоративные разборки. Твоя проблема — обвинение, а награда твоя — его снятие.

Что-то в этой логике мне казалось неправильным, но я не мог сформулировать, что.

Доев, Азиз сказал:

— Придется тебе пока вернуться в каюту, мне нужно работать, а таскать тебя с собой я не могу.

Он проводил меня до каюты, а я смог наконец сформулировать, что не так: обвиняют-то меня, и если адвокаты не смогут выиграть процесс, будет мне очень печально, а если выиграют — будто бы ничего и не было.

От размышлений меня отвлек Балу:

— Пришла почта.

— Давай!

Писала Эш. И снова длиннющее и веселое письмо про ее приключения в Лесу. О новом кураторе группы, пришедшем на место Сержа. И что группа сначала его не приняла, а потом тот оказался клевым, и все с ним подружились. О том, что Сержу установили небольшой памятный обелиск в саду, рядом со зданием.

В письме всплывала куча незнакомых мне имен из других групп. Все ее уже знали, она побывала в гостях даже в Старшем Логове. Не знаю, как ей удавалось, но, кажется, она успела подружиться с половиной интерната. Я читал и видел ее в коридорах Леса, создавалось ощущение, будто бы она и не новенькая вовсе, а там родилась.

В паре предложений сквозила грусть, что ей придется уходить, когда вернусь я. Лес — не благотворительная организация. Они могли ее оставить у себя, на моем месте, пока меня нет.

Подумалось, что не пожалел бы всех своих денег, чтобы она осталась. Ее место там. Однако по всему выходило, денег нужно гораздо больше, чем у меня есть.

— Грустно получается. Я не хочу оставаться в Лесу и хочу на «Императив». А ей там хорошо, но она в Лесу учиться не сможет.

— Маугли, ваш Лес — это кадетское училище. Его выпускники, по большей части, становятся офицерами в «Селенис», в том числе высшими. Это привилегия для родителей, награда за работу на «Селенис» — возможности для их детей. Но даже если бы ее могли оставить в Лесу, кто бы за нее платил?

И снова я подумал, что мне бы не помешали деньги.

— Балу, рассуди: вот это обвинение… Риск для меня есть, и страшненький, а компенсации за него — нет. Все плюшки получит «Селенис». Нечестно!

Балу молчал, пауза затягивалась. Наконец он сказал:

— В одной древней книге была на эту тему подходящая мысль:

«Никогда и ничего не просите! Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее. Сами предложат, сами все дадут».

— Это фигня, а не мысль.

— Почему?

— Потому что ты предлагаешь полагаться на благодарность и чувство справедливости. Даже про людей-то не про всех скажешь, что они благодарные и справедливые. А у