- Ее смерть вся Эдерния видела! Весь этот чертов городок! Хоть кто бы слово против сказал. Мою мать, ведьму Марту, сожгли на площади. А он — служитель той системы, что это сделала.

Так вот в чем дело. Память услужливо подсказала: не так давно на главной площади действительно казнили женщину. Помнится мы с Эшфордом наблюдали ту казнь и разошлись во мнения.

— Так это тебя она покрывала? — догадалась я. — Говорили, она так и не призналась, откуда у нее тот амулет, никого не выдала.

— Она была как медведица! — голос Лиреи сорвался на крик, в ее глазах плясали отблески пожара. — До последнего защищала своих детенышей. Одним словом — Мать! Женщина! А мужчины… мужчины на такую жертвенность не способны. Они ветреные, слабые твари. Приходят домой, валятся на лавку — чешите мне пятки. А женщина должна и детей растить, и всех кормить, и по дому управляться, и в поле работать. И после всего этого еще и супружеский долг выполнять, пока этот увалень не захрапит. За это я этих кобелей и превращала в чудовищ. Они, по сути, ими и являются.

Ее ненависть была огненным вихрем, слепым и все уничтожающим.

Почему она так одержима убийствами. Ее мать была не такой. Смелая, приняла смерть в лицо, но не яростная. Так я ее чувствовала.

— Нельзя всех под одну гребенку равнять, — попыталась возразить, чувствуя, как моя собственная злость поднимается в ответ. — Все люди разные! В Эдернии много и хороших людей!

— Хороших? — Лирея засмеялась, и смех был леденящим. — Все они монстры! Только личину я им и правила, а душа и так гнилая. Они заслуживают самой мучительной кончины. А ты… — ее взгляд стал презрительным, — ты сама? Этого своим мужчиной сделала. Ты мне едва ли не противнее их всех. Предательница своего рода.

Я вспомнила, что сама когда-то думала так же. Думала, что союз ведьмы и инквизитора – это что-то невозможное, что сродни предательству. Но сейчас… сейчас я отказывалась в это верить.

— Ну, что ты? — Лирея насмешливо обвела Эшфорда взглядом. — Посмотри на него. Что в нем хорошего? Кроме смазливого личика и крепкого тела? Надо мыслить как ведьма, а ты… как баба на него смотришь. Сердце-то у него черное. Он таких, как мы, убивал немерено. В столице. Ты вообще спрашивала, скольких он убил?

Я никогда не спрашивала. Не хотела знать. Теперь этот вопрос повис в воздухе, как лиана ядовитого плюща.

— Я приготовила для инквизитора участь ему под стать, — продолжала Лирея. — Он палач. Пусть казнит моих врагов и сдохнет. А будешь мешать… Не посмотрю, что ты ученица Роостара. Тоже убью.

— Почему? — выдохнула я. — Почему все эти мужчины были так влюблены в тебя? Так жаждали твоего общества?

Лирея надменно подняла подбородок.

— А ты забыла? Такие еще рождаются. Редко, конечно. Магия духов огня. Раз в сто лет рождается такая ведьма. Я — такая. Духи огня наводят чары любви, согревая сердце. Я могу влюбить любого мужчину. Будь он хоть трижды монахом, он будет желать меня. Роостар говорил…

И опять Роостар! Значит, она была его ученицей?

- Роостар? Он тебя учил?

- А ты думала, что одна только у него училась? Роостар говорил, что мы с сестрой — чудо. Уникальные. — Глаза девушки блестели маниакальной гордостью. — Против моей магии… ты ничего не можешь. Посмотри на него. Он как животное. Ничего не может. Он даже убить меня не сумел. Вместо этого насытиться не мог моим телом.

Эти слова больно ударили в самое сердце. Мысль о том, что Эшфорд мог быть с ней, пусть и под чарами, вызывала тошноту. Инквизитора нельзя было винить, но было горько.

— Инквизитор твой сейчас, что домашняя собачка. Захочу – залает, захочу – на задних лапах танцевать станет. И никто этого изменить не сможет.

Лирея подошла к мужчине и отвесила ему затрещину. Тот даже не пошевелился.

- Вот видишь? Моя сила безгранична.

Ведьма занесла руку для нового удара.

- Не смей! – я загородила собой беззащитного пленника колдовства. Следующая затрещина прилетела уже мне. Жар разлился по щеке.

Боль и обида застилали глаза. Вот так со мной? Это же она тут выступала, что не должны друг друга ведьмы мучить.

Эшфорд даже не шелохнулся.

— Ну, если ты такая смелая, да умелая покажи. Покажи, если ты способна на что-то большее, — подначивала ведьма, наслаждаясь моей болью.

Но у меня был свой козырь. Выходя из дома, я, предчувствуя недоброе, смешала кору белой ивы с чистой водой — старинное средство против любовных чар. Именно белой ивой я сняла чары с Элиаса в прошлый раз, когда столкнулась с магией любовных чар.

Сделала глоток сама еще дома, на всякий случай. Теперь же я достала маленький стеклянный флакон и подошла к мужчине.

— Он мой! – расхохоталась Лирея, взмахнув рукой. - Ты еще не поняла?

И в тот же миг Эшфорд, как по приказу, выхватил у меня флакон и сжал его в своей ладони. Стекло хрустнуло, жидкость смешалась с кровью из его порезанных пальцев.

— И что ты такое принесла? — язвительно спросила Лирея. — Думаешь, какие-то порошочки снимут мою магию? Ты не ведаешь могущество духов огня.

Отчаяние и безумие ситуации толкнули меня вперед.

— Это не все, что у меня есть, — сказала я, и прежде чем противница успела еще что-то сказать, я подошла к Эшфорду и поцеловала его.

Очнись!

Это был нежный поцелуй, полный отчаяния и надежды. Я вкладывала в него все, что у меня было. Частичку порошка из моего рта, смешанную со слюной, мою любовь, мою веру в него. Но инквизитор оставался неподвижным, как статуя. Его губы были холодными и безжизненными. Никакой ответной реакции. Отчаяние сдавило горло. Не сработало…

Лирея фыркнула и подошла ко мне, чтобы торжествовать.

— Он мой слуга. Как я задумала, так и будет. Иди отсюда. Последний шанс тебе даю. Иначе прикажу инквизитору тебя убить. Мы же обе этого не хотим? Верно?

Я отшатнулась от нее, сердце бешено колотилось от ужаса. Она бы сделала это. Она бы заставила дорогого мне человека убить меня.

И в этот момент раздался резкий, хорошо знакомый звук — сталь, извлекаемая из ножен. Лирея стояла спиной к мужчине. Она услышала, медленно начала поворачиваться.

Но было поздно.

Эшфорд с