class="p1">Я же уже смирилась? Отчего же сердце сейчас так бьется в протесте, как пойманная птица? Отчего эта глупая, унизительная боль?
А чего я хотела от Эшфорда? Разве же можно кому диктовать как любить? И в разум к нему не проникнешь. Да и напрашиваться не хочется.
Над браком-то он посмеялся, сказал, что хорошую вещь браком не назовут.
«Чай не девочка». Слова жгли, как раскаленные угли. «Не девочка», значит нечего и сантименты разводить? Значит, сама все понимаешь?
Может, и сам Эшфорд понимает. Не дружить зайцу с волком. Вот и у нас будущего быть не может. С него и того станется, что обещал молчать, инквизиторам на костер не понесет. Теперь-то я это знаю.
Да и ему нужны ли детки от ведьмы? Рожу коль от него, девчонка выйдет – ей от таких, как отец, бегать придется всю жизнь. Мальчишка будет – как его ото зла уберечь? Колдуны же они от магии вообще голову теряют часто.
Я резко оборвала этот опасный поток мыслей, ощутив внезапный спазм в груди. Да что же я сама-то об этом думаю! Не будет у меня ни детей, ни мужа.
Но разве же я еще не привыкла? Сжала кулаки, ногти впились в ладони. Боль физическая отвлекла от душевной. Все вынесу.
Только как же сердцу разом приказать – забудь его. Забудь!
Этот внутренний крик отозвался странной пустотой не только в душе, но и внутри. В том самом месте, где обычно теплился источник моей силы.
Пять дней.
Пять долгих дней после той ночи я не могла колдовать, видеть духов. Не могла наполнить амулет защитной силой, даже самый простой. Мои зелья получались пустыми, безжизненными, как травяной отвар у любой деревенской знахарки.
Магия утекала сквозь пальцы, как вода. Я пыталась успокоить себя. Но в глубине души знала причину.
Проклятие Роостара. Его ледяные слова, сказанные много лет назад, когда я уходила: «Не сможешь так жить. Вернешься».
Он знал. Знал, как захлопнуть капкан. Какая уж тут семейная жизнь, если из-за его проклятия после ночи любви я не чувствую магической силы по пять дней? Ярость, бессильная и ядовитая, подкатила к горлу.
«Нет, Роостар. Не победишь.» Я стиснула зубы, глядя на темнеющие кроны деревьев. «Не вернусь. Придумаю, как выкрутиться.»
Именно в этот момент, когда я мысленно бросала вызов своему учителю, край глаза зацепил движение. Прозрачно-серебристое пятно света, мелькнувшее между стволами старых вязов и устремившееся вглубь парка, в самую густую, редко посещаемую часть, где кусты сплетались в непроходимые заросли, а тропинки терялись.
Дух.
Сердце екнуло, забилось чаще – не от страха, а от внезапной, дикой надежды.
Видение вернулось! Значит, магия восстанавливается? Скоро и остальное вернется? Магия просачивается обратно сквозь трещины в проклятии?
Я замерла, всматриваясь в то место, где мелькнуло призрачное сияние. Да, оно было слабым, едва различимым на фоне вечерних теней, но это был он. Дух. Не просто сгусток энергии, а душа. Человеческая душа.
«Куда он?» - внутренний вопрос прозвучал сам собой. Духи редко блуждают без цели. Их тянет к месту гибели. Или к убийце. Особенно в случае насильственно прерванной жизни. Вспомнились жуткие находки в этом самом парке. Девушки. Искалеченные.
Сколько еще должно погибнуть, пока жандармы, наконец, схватят маньяка? Мысль пронзила остро. Может, это дух одной из них? Сердце забилось уже по-другому – не надеждой, а азартом охотника.
Может, я сама смогу найти убийцу. Прервать эту цепь смертей!
Решение созрело мгновенно. Я свернула с натоптанной аллеи, углубившись в чащу, стараясь двигаться бесшумно, сливаясь с тенями. Корзину бросила у корней большого дуба – она только мешала.
Глаза, еще не полностью восстановившие способность видеть тонкие материи, напряженно вылавливали мелькания серебристой субстанции впереди. Дух двигался быстро, порывисто, словно его что-то гнало или неудержимо влекло.
Запах сырой земли, прелых листьев и чего-то сладковато-тяжелого, цветочного, стал гуще. Воздух здесь был неподвижным, душным. Тропинка окончательно исчезла. Приходилось пробираться сквозь папоротники и колючий кустарник, цепляясь платьем.
Я почти потеряла дух из виду, когда наткнулась на небольшую поляну, скрытую от посторонних глаз стеной бузины и орешника.
И замерла.
На краю поляны, под огромным, полузасохшим вязом, чьи корни выпирали из земли как скрюченные пальцы, сидел мужчина. Он сидел в странной, неестественно склоненной позе – голова низко опущена, руки сложены в молитвенном жесте, спина была сгорблена. Точь-в-точь как описывали позы тех самых убитых девушек. Жуткое, театральное подражание.
Но это был не главный ужас.
Вокруг него, как разгневанные осы, но абсолютно беззвучно в отличие от насекомых, метались призрачные фигуры. Их было несколько. Восемь? Девять?
Женские силуэты, полупрозрачные, мерцающие холодным серебристым светом. Они кружили вокруг сидящего человека, их безмолвные рты были раскрыты в немом крике, руки протягивались к нему.
Они яростно бросались на него, пронзая насквозь, но не причиняя вреда физически. Но бесплотным духам было не достучаться до человеческого сердца. Отчаяние и ненависть, исходившие от них, были почти осязаемы. Это был немой танец ярости и бессилия.
Духи. Духи убитых им девушек.
Ледяная волна прокатилась по спине. Я узнала Саяну. Милую, веселую Саяну из «Сладкой Розы». Лица девушек, искаженные предсмертным ужасом и посмертной яростью, были четче, чем раньше. Они видели меня! Но вряд ли узнавали. Их взгляды, полные невыразимой муки, обращались ко мне, беззвучные крики складывались в одно отчаянное слово.
«Беги!»
Но я не могла услышать. Только видеть. Мое ведьминское зрение вернулось лишь частично, дар слышать духов людей, понимать их – все еще был мне не доступен. Я стояла, вжавшись в ствол старой липы на краю поляны, сердце колотилось так, что, казалось, его стук слышен на весь парк.
Убийца. Вот он. Прямо здесь.
Он словно медитировал на месте своих преступлений. Наслаждался воспоминаниями?
Я вглядывалась в склоненную фигуру, пытаясь разглядеть лицо в сгущающихся сумерках. И в этот момент, не сводя глаз с убийцы, я неосторожно перенесла вес, наступив на старую, сухую ветку.
Громкий, зловещий хруст разорвал тишину поляны.
Человек под вязом вздрогнул, как от удара. Его голова резко поднялась.
Время остановилось. Его взгляд, острый, как лезвие, нашел меня мгновенно, даже в полумраке, даже сквозь листву. Глаза. Сначала просто удивление. Потом – молниеносное осознание.
И в этих глазах – обычно таких пустых, таких глубоких – вспыхнул настоящий ад. Безумие. Паника. И бездонная, первобытная злоба.
Йорген. Помощник архивариуса. Тихий, незаметный Йорген, ухаживающий за Эльдой.
У меня перехватило дыхание. Ледяная волна страха и отвращения захлестнула с головой. Он - городской маньяк?
Убийца.
Не слабоумный Ферит, не