Что такое — взлететь к небесам и одномоментно рухнуть наземь? Это очень больно. Так больно, что просто сдохнуть, и я сдыхала, морально умирала под скулеж собственного зверя. Ей тоже больно, хотя она искренне не понимает, за что.

— Да.ДядяДин. Не твоя. И никогда не буду. Мне пора. Веселись, — бормочу не совсем связно и выпрыгиваю из машины. Весело машу вышедшей за калитку маме. — Ну, пока.

Хлопаю дверцей под треск оплетки руля.

Глава 8

Визг покрышек, и мы с мамой у дома одни. Мама растерянно глядит вслед тачке Картена и оборачивается ко мне.

— А-а-а… Между вами двоими снова что-то случилось? — бормочет, с тревогой изучая моё лицо. — Что на этот раз, Снеж?

— Нормально всё, мам, — говорю устало и тяну родительницу во двор нашего особняка, закрываю на замок калитку. — Папа дома?

— Нет ещё, к ужину собирался приехать.

— Хорошо, — всхлипываю и кидаюсь на грудь опешившей маме, крепко обнимаю самое дорогое и любимое существо. Мама обескураженно хлопает ресницами, гладит по волосам.

— Снеж… Снежка, ну, что такое? — воркует, а мне от этой нежности ещё больней, и я уже не просто всхлипываю, а рыдаю. — Девочка моя, ну, что ты? Не трави мне душу, малышка.

— Прости, — утираю слезы и улыбаюсь сквозь них. Мне стыдно. Мама в положении, ей нельзя волноваться. Тем более срок ещё такой маленький. Совсем маленький. Даже папа ещё не знает о том, что скоро снова станет отцом. — Мне стыдно.

— Брось, всё нормально. Пойдем в дом, выпьем по чашке какао, и ты мне расскажешь, что в твоей жизни творится.

Вздыхаю и плетусь за родительницей. В кухне молча усаживаю маму в мягкое кресло и сама принимаюсь готовить напитки. Пока кофемашина плещет в чашки две порции вкусно пахнущей жидкости, достаю из холодильника булочки, разогреваю и раскладываю по тарелкам. Подаю готовую снедь на стол под пристальным вниманием мамы и присаживаюсь с ней рядом, мерно мешаю палочкой терпкое какао, себе сделала с добавлением кофе. Мама пододвигает к себе чашку и привычно обхватывает её узкими ладошками.

— Итак, Снежана Фрост, я тебя внимательно слушаю.

Поджимаю губы.

— То, что я скажу, тебе точно не понравится. А мне очень не хочется тебя волновать.

— Та-а-ак. Вот сейчас я крепко взволновалась, и лучше ты мне скажешь, чем потом кто-то другой. Думаешь, я тебя не знаю, моя упрямая девочка? В чём дело, Снежана?

— Мам, — поднимаю на настороженную родительницу взгляд. — Я завтра уеду. Надолго.

Илария Котикова-Фрост выпадает в осадок.

— Куда это? Зачем? Почему?

— Хочу отдохнуть, подальше отсюда. Договорилась с Ульяной, что завтра… В общем, завтра меня ждет переход в Реа.

— Что?!! Нет! Снежа, ты что такое говоришь? Какое Реа? Это же другой мир! Чем здесь тебе плохо? Ну, хочешь уехать, так в нашем мире столько хороших мест, а хочешь… Хочешь, я договорюсь с Леонардо, погостишь во Фрайзен Долле, с тетей Алиной повидаешься, или в нейтральном у Райана, или… или, о! А хочешь, я свяжусь с братьями Флайм и Александрой, погостишь в поместье ГолденЯр? Ты знаешь, они его почти восстановили.

Улыбаюсь.

— Нет, мам. Прости. Я не хочу. Аррет давит на меня. Я решила, что моё сердце тянет в другие, совсем не изведанные мною места.

— Так вот как раз ГолденЯр не изведан тобой.

— Мам, нет, — говорю твердо.

— Дело в Дине Картене, или это ты от нас с папой решила сбежать? Мы тебя совсем занянькали, так?

— Нет, дело не в нем и не в вас. Вы замечательные у меня, и он… Он тоже. Дело во мне. Мне просто нужно это. Нужно ненадолго уехать, — беру ослабшие ладони родительницы в свои. — Прости, прости, если разочаровываю.

— Ты никогда нас не разочаровывала, девочка моя. И не разочаруешь. Правда, папа будет в ярости, — смеется.

Бледно улыбаюсь.

— Я знаю. А ты ему скажи наконец о скором появлении ещё одного малыша, тогда всё будет не так страшно.

Мама краснеет-бледнеет и задумывается. Целую её в щеку.

— Пойду собираться. Завтра утром — к Ульяне.

Илария Котикова молчит в прострации, а мне снова больно, что приходится так поступать. Вот только это моя жизнь, и когда-нибудь мне всё равно бы пришлось вылезти из-под родительского брюха и хвоста.

С непонятным чувством собираю вещи, складывая их в небольшую сумку. Пусть я никогда не бывала в других мирах, но знаю: много с собой брать нельзя, вообще, не факт, что вещи переместятся со мной. Телепортационный дар — штука сложная, и даже под хорошим контролем ведьмы может сбоить, так что складываю только самое необходимое. Когда сумка почти собрана, замечаю в проеме двери бледную маму.

— Снеж, может, ты всё-таки не поедешь? — с надеждой умоляет она, сердце неприятно сжимается. — Ну, куда ты, а? Другой мир – это же не шутка.

Мама морщится и бормочет что-то о карме и о повторяющихся событиях.

— Мам, давай не будем, ладно?

Родительница трет переносицу и нехотя кивает, вздрагивает, когда с первого этажа слышится стук двери.

— Девочки! — от зычного голоса папы внутри всё обмирает. — Я дома! Вы где?

— Расскажешь ему?

Отрицательно качаю головой. Нет уж, я не самоубийца. Мама кивает с понимаем и кричит:

— Мы у Снежки, дорогой. Сейчас спустимся.

И мы спускаемся. Папа – статный высокий оборотень в дорогом сером костюме, с красиво уложенными набок белоснежными, как у меня самой, волосами и улыбкой на четко-очерченных губах — делает шаг нам навстречу. В его льдисто-голубых глазах мелькает удивление, ведь я, как обычно, не кинулась к нему, повиснув на родителе обезьянкой.

— У нас всё нормально? — с тревогой спрашивает Айсар Фрост. — Снеж?

— Всё супер, — бормочу.

— Как и всегда. Идемте ужинать, повар сегодня расстарался.

Вопреки всему за столом царит привычная семейная теплая атмосфера, папа делится успехами на работе, отпускает веселые шуточки, изредка косясь на меня с удивлением. Это я просто не могу скрыть тоскливый, обращенный на него взгляд, ведь толком даже не попрощаюсь. После ужина мы переходим в домашний кинотеатр,