– Джозетта, можно тебя на минутку? – шепнул я на ухо удивленной ведьме.

Любопытные взгляды грозились прожечь во мне дыру, пока мы шли к выходу из кабинета.

– Она не должна туда идти, – заявил я, как только дверь за нами закрылась.

Джозетта прищурила глаза и взмахнула рукой, предлагая мне продолжать.

– У Аймона ее кровь. Как думаешь, что он сделает, как только она появится перед ним? К тому же на ней сдерживающий браслет. Какой от Моры толк на поле боя? Зачем она вам?

– Ее магия будет временно освобождена на время битвы, это уже решено. Мора должна в полной мере взять на себя ответственность за все, что произошло. К тому же она единственная имеет связь с Империальной звездой и сможет в случае чего деактивировать ее, – возразила Джозетта. – Я не знаю, как принято у вас в Доме крови, но некромансеры заботятся друг о друге. Таким образом Мора позаботится о нас.

– Не надо причислять меня к его дому! Я покинул гемансеров! Сколько еще вы будете упрекать меня происхождением?

– Ты думал, что станешь своим за несколько месяцев? Ты вырос там, где вырос… Смирись с этим! И лучше займись чем-то более полезным. Свяжись со своей матерью, например, постарайся вбить ей в голову, насколько опасный этот Аймон. Не только для нас. Пусть он и гемансер, еще при жизни он стал изгоем своего Дома.

– С чего ты взяла, что ей не все равно?

– Она ведь пришла помогать в прошлый раз, не так ли? И что бы кто ни говорил, Ева все еще твоя мать.

Я фыркнул.

– Она становится матерью, когда ей это выгодно.

– А ты? Давно звонил мамочке, чтобы узнать, как она поживает в змеином логове? Ты оставил ее там одну. Телефон звонит в обе стороны, не забывай.

На этом она развернулась и ушла в кабинет. Недолго раздумывая, я пошел за ней. Уж очень не хотелось оставаться наедине со своими мыслями посреди тусклого коридора.

Заметив меня на пороге, Мора демонстративно отвернулась и гордо подняла голову. Я плюхнулся на стул. Разум разрывали противоречивые ощущения: злость, детская обида, страх, любовь и желание защитить.

Киара села рядом и шепнула:

– Между вами с ведьмочкой кошка пробежала, что ли?

– Не сейчас, Ки, – огрызнулся я.

Сестра возмущенно ахнула и с силой откинулась на спинку. Киара совершенно не умела скрывать раздражение, в отличие от Моры. Та всеми силами делала вид, что все в порядке.

Слова Джозетты не давали мне покоя.

– Как ты думаешь, что сейчас творится у гемансеров? – спросил я у сестры, которая была осведомлена о происходящем гораздо лучше меня.

Киара потерла кончик носа.

– Они недовольны. Но Ульрик скорее себе руку откусит, чем поможет Верховенствам. Уверена, они строят свои планы…

– А Моррисон что говорит?

Сестра поерзала на стуле и закинула ногу на ногу. В последнее время она совсем перестала говорить о гвардейце, а сейчас дергалась так, словно пыталась выбраться из тела.

– Вы расстались? – догадался я.

– А мы были вместе? – Киара равнодушно пожала плечами, но ее глаза заблестели от влаги.

Я дважды сжал ей колено и отпустил.

Больше она ничего не сказала, а я и не настаивал.

Слова Джозетты о Еве не покидали меня до вечера.

«Телефон работает в обе стороны».

Я закусил щеку, выругался в пустоту и схватил смартфон с прикроватной тумбочки. Поджав под себя колени, я уселся на заправленную постель прямо в уличной одежде, наплевав на грязь.

Гудки заставили внутренности сжаться.

– Алло? – послышался на другом конце мелодичный голос женщины, которую я редко называл матерью.

– Это… Ратбоун. – Я поморщился от неловкости.

Повисла пауза. Я поерзал на покрывале, чтобы усесться поудобнее. Все равно его стирать пора…

– Что-то случилось? – спросила она.

– Кроме того, что меня лишили новоиспеченной силы, а Мора чуть снова не погибла от рук сумасшедшего гемансера?

Ева фыркнула, но совсем без злости.

– Помотало же тебя, сынок…

Я невольно улыбнулся.

– Я так понимаю, ты звонишь не для того, чтобы сообщить, что наконец готов побороться за трон? – продолжила мать.

Сжав телефон в кулаке, я на пару мгновений отодвинул его от уха. Челюсть заныла от напряжения.

– Нет! Сколько можно повторять? – сорвался я и повысил голос. – Я не хочу иметь ничего общего с Домом крови. Я всегда чувствовал себя там чужим, несмотря на происхождение. Минос с самого рождения пытался меня сломить, прогнуть под себя. Этот ублюдок запрещал мне плакать, а ты с ним соглашалась!

На другом конце послышался истощенный выдох.

– Ладно, ладно! Я больше не буду настаивать.

Ева замолчала, и я, тяжело дыша, облокотился на колени. А потом подался вперед, выжидая ее следующую реплику. Мать показалась мне уставшей и менее язвительной, чем обычно. Даже грустной.

«Она снова не получила то, что хочет – марионетку в виде сына», – напомнил я себе и отбросил в сторону растущее в груди сочувствие.

Затем я демонстративно засопел и потер затекшую мышцу икры.

– Ратбоун, – заговорила Ева. – Прости меня.

Я опешил.

– Простить за что конкретно?

Мой тон вышел грубоватым, и я нервно сглотнул.

– Я тоже его боялась. Но больше всего я желала оказаться в его милости. Я хваталась за любое проявление одобрения или нежности. Со мной явно что-то не так, – усмехнулась она.

Я не знал, что ей ответить.

– Не суйтесь с Киарой в особняк, – вдруг поменяла тему мать. Я облегченно выдохнул, словно только и ждал, когда знакомая мне холодная женщина вернется. – Не раздражайте Ульрика и его приспешников лишний раз. Я работаю над тем, чтобы… склонить его в сторону содействия Верховенствам.

Я удивленно вскинул брови, хотя Ева не могла видеть выражение моего лица. Представить главу Дома крови работающим вместе с остальными просто невозможно. Да скорее рак на горе свистнет в день святого Никогда.

– И каким же образом ты собираешься это сделать? – спросил я.

Ева многозначительно промолчала. А затем всхлипнула.

У меня перехватило дыхание. После того как Ульрик издевался над Киарой… Мне стало страшно даже думать о том, что могло произойти с матерью в Доме крови. Я всегда видел ее стальной холодной женщиной, но теперь начинал осознавать, что она более хрупкая, чем я представлял.

А что, если она манипулирует мной, и слезы притворные?

– Я должна защитить своего единственного ребенка. Ратбоун… я была отвратительной матерью. И продолжаю ею быть. Я не уверена, что изменюсь, – печально вздохнула она. – Просто не суйся сюда, хорошо?