Ева повесила трубку.

Тишина в комнате оглушила. Я пытался вспомнить, когда в последний раз мама просила у меня прощения, но не смог. Я пытался вспомнить, когда мне самому хотелось потянуться к ней в ответ, и это было слишком давно.

Я впервые почувствовал, что между нами не все потеряно.

Свесив ноги с кровати, я посидел так пару минут, уставившись в никуда. Затем я встал, переоделся в чистую одежду и побрел к Море. В животе порхали бабочки, я боялся, что она не пустит меня.

Но, когда я лег рядом с ней на кровать, Мора подвинулась, освобождая мне место. Я обнял ее со спины. Какое-то время мы молча лежали, прижавшись друг к другу, и этого было достаточно.

– Это… затишье перед бурей. Понимаешь, о чем я? – прошептала она и задрожала.

Плечи Моры затряслись сильнее, но она не плакала. Я тоже до ужаса боялся очередного противостояния, очередной битвы, в которой мог потерять единственную девушку, которую когда-либо любил.

– Если ты сгоришь, я сгорю вместе с тобой, – сказал я.

Это прозвучало как клятва, а не констатация грустного факта.

– Я не хочу, чтобы ты умер со мной.

Сердце пропустило удар.

– Ты думаешь, у меня останется смысл жить? – выпалил я.

И тут же понял, что сказать такое девушке, которая до сих пор избегала признавать наши отношения, – не самая лучшая идея…

Мора молчала, и с каждой секундой мне становилось все более стыдно. Кровь прилила к щекам и шее. Я еле сдержался, чтобы не шлепнуть себя по лбу. Какой же я дурак…

– Ну все, я больше тебя не привлекаю? – пошутил я, радуясь, что она не видит моего лица.

Но тут Мора резко развернулась, и я поперхнулся от удивления. Я приподнялся на локтях, ожидая гневную реакцию. Но вместо этого она притянула меня за толстовку, взглянула на мою алую физиономию и подмяла под себя.

Мора развалилась на мне, уткнувшись лицом в шею, и я принял это за ответ. Если бы я был смелее, то сказал бы, что люблю ее, и спросил бы, любит ли она меня.

Но я не такой храбрый, как хотелось бы. В попытке стать противоположностью своего отца я научился прятать чувства. Я боялся проявлять эмоции, ведь папаша годами их из меня выбивал.

Я крепко обнял свою девушку и позволил себе на мгновение забыть, что нас ожидало завтра. Выбросил из головы все страхи и сомнения. Сейчас она здесь, в моих руках. В безопасности.

Мора уснула, и я как никогда порадовался, что не умею спать. Что могу продлить этот момент и насладиться ощущениями, даже несмотря на затекшее тело.

Но солнце все равно взошло.

И я знал, что случится нечто ужасное.

19

Сел в лужу, несмотря на стужу

Мора

Паника накрыла меня, как только мы с Ратбоуном вышли во двор. Я машинально потянулась к амулету на груди, но, не обнаружив его, принялась крутить мамино кольцо на пальце, чтобы унять дрожь.

Так вот почему Аймон знал, что оно принадлежало маме – он видел кольцо, когда она пыталась призвать его. Он просто оказался достаточно внимательным манипулятором, а я – неопытной дурочкой.

С чего я вообще взяла, что смогу объединить лимбо и Покров? Юношеский максимализм или желание пойти вопреки правилам, которым я так привыкла следовать?

Я до сих пор думала, что освободить души от мучения в промежуточном измерении и переместить их в Покров – правильно. Но возвращать их к жизни… Учитывая, сколько времени они провели в лимбо в подвешенном состоянии, они стали опасны для мира живых. Я хотела отправить их на покой и вернуть только маму, а вместо этого обрекла всех живых на хаос.

Гарцель заметила нас с Ратбоуном, переминающихся с ноги на ногу у крыльца, и подошла. Понимающе кивнув, парень оставил нас наедине. Я закусила губу, отказываясь говорить первая.

– Если тебе стыдно, значит, не все потеряно. Значит, ты осознаешь, что натворила. Так ведь? – спросила глава некромансеров.

Не знаю, чего она от меня ожидала. Я слабо понимала, на что шла, но предполагала, что последствия коснутся лишь меня. Ради мамы я была готова на все. Но я не осознавала, что ритуал вернет всех обитателей лимбо в мир живых. Да и откуда мне было знать?

– Иногда чтобы выучить урок, нужно совершить ошибку дважды, – вздохнула Гарцель и погладила меня по голове.

Я поежилась, а пальцы похолодели.

Она права. После Миноса и Аймона я больше никогда не доверюсь ни одному магу.

Поджав губы, я кивнула.

– Вы с Ратбоуном еще такие дети… Выросли в изоляции. К тому же ты жила во лжи, а он в насилии. Я очень надеюсь, что у вас все получится, но вам пора вырасти.

Ведьма перекинула косу с груди за спину и выпрямила плечи.

– Мне очень жаль, что я так с вам поступила. Особенно с тобой, – выдавила я сквозь ком в горле.

Гарцель заботилась обо мне с тех пор, как я появилась в замке. Она проявляла терпение и строгость, обучая меня магии и истории этого мира. Она боролась за меня, даже когда я ее разочаровала. Но моим первым инстинктом стало оттолкнуть ее авторитет, взбунтоваться против правил, которым снова приходилось следовать.

Я так долго пряталась с мамой, что, выйдя на свободу, слетела с катушек.

– Это твой последний шанс, – напомнила Гарцель, хотя я и так все понимала.

Пора расхлебывать эту кашу.

Глава Дома теней потянулась снять с меня браслет. Я не могла бороться с Аймоном, если моя магия скована тяжелыми цепями.

Я покрутила мамино кольцо на указательном пальце, и это слегка меня успокоило. Когда-то она носила его, ходила по той же земле и, возможно, тоже совершала глупые ошибки.

Сдерживающий браслет слетел с запястья, и магия хлынула по венам, разъяренная после вынужденного заточения. Закружилась голова, но я сделала несколько глубоких вдохов, и воображаемые тени разбежались по конечностям. Мне представлялось, что, будучи скованной, магия таилась в каком-то темном месте внутри тела, мучаясь от клаустрофобии. Сейчас она снова свободна. Жаль, ненадолго.

Я повернулась, чтобы еще раз взглянуть на замок и восхититься его величием. На крыльце стояла Аклис. Она свела брови и озадаченно рассматривала нас. Ее фиолетовые волосы поблескивали на солнце, а вязаный свитер совсем не отличался от тех, что она носила в