К счастью, железо оказалось ему – в прямом смысле – не по зубам. Существо остервенело трепало цепь, кроша свои клыки, пока дёсны не превратились в кровавую кашу. Кара наконец обратила на него внимание и отшвырнула с помощью секатора. Но его тут же сменил новый симулякр, состоявший из двух мозолистых ладоней и пасти. Только на этот раз все зубы в пасти были железными и треугольными, как зубья пилы.

– Да сколько ж можно! – прокричал я.

Звенья цепи мялись под натиском симулякра, словно пластилиновые. Рванувшись вперёд из последних сил и надеясь, что Лесрук не успеет выцарапать мне глаза, я просунул лезвие ножа между челюстями симулякра, когда он в очередной раз разинул рот. Тот издал отвратительный скрежет и визг, и я почувствовал, что лезвие вошло в мягкое пульсирующее нёбо.

Я попытался вырвать нож из горла трепещущей твари, но он засел крепко. Симулякр мотался на рукоятке кошмарной пародией на курицу гриль: увесистый, пульсирующий жаром, с пупырчатой золотистой кожицей.

– Палочник…

Я издал невнятное завывание, сопровождаемое рвотным позывом.

– Пал, хватит им махать. Хрен с ним, с ножом – выкини. Лесрук мы прошли.

Звякнув цепью, Кара подошла вплотную и обняла меня. Даже сквозь плотную куртку я ощутил её дрожь. Когда она подняла лицо, я ужаснулся: кожу покрывали глубокие царапины, будто Кара сунула голову в клетку, полную диких кошек. Дорожки слёз с трудом пробивали себе путь в подсыхающей крови.

Я взглянул через её плечо на коридор, где всё ещё зловеще шуршал Лесрук. Ни один из симулякров не последовал за нами, многие безжизненно свешивались в проход, растопырив обрубки пальцев. Моё собственное тело чувствовало себя ненамного лучше и молило об отдыхе, однако о привале нечего было и думать.

– Чувствуешь запах? – спросила Кара, шмыгнув носом.

– Кажется, да. Спирт, – ответил я, – так же было, когда мы приближались к «Паучьему подвалу», возвращаясь из петель.

– Думаешь, не туда свернули? Или центр и бар действительно связаны?

– Возможно, «ПП» и центр Ловца являются как бы проекциями друг друга. Помнишь, что болтал псевдогрифон?

– Пожалуй, это единственное в его трёпе, чему можно верить.

– Его трёп – искажённые слова самого Ловца. Думаю, он так же правдив, как кошка, отпускающая мышь за секунду до решающего укуса.

Глава 15

Финальный слой безумия

Я достал из рюкзака перекись и бинты, мы кое-как перевязали самые глубокие царапины и сразу же отправились дальше. Запах спирта становился всё ощутимее. Волокна стен и потолка стали влажными: похоже, дикая смесь алкогольных напитков пропитала их насквозь. Даже редкие светляки валялись на полу, вяло перекатываясь, будто пьяные вусмерть.

– Может, просто поджечь его здесь? – неуверенно предложила Кара.

– Пожар будет знатный, но я не уверен, что он доберётся непосредственно до сердца Ловца и убьёт его. К тому же могут сгореть наши близкие. А ещё мы.

– Мы можем сгореть и в центре… – начала Кара и осеклась.

Её перебило утробное мяуканье, на этот раз прозвучавшее гораздо громче. Ни одна кошка в мире не могла бы издать подобный звук, да и целый хор кошачьих баритонов.

– Вот тебе и «кис-кис», – мрачно пробурчала Кара.

Вскоре спиртовые пары стали настолько густыми, что раздражали глаза. Очередной коридор привёл нас в округлое помещение. Сквозь слёзы я с трудом разглядел надписи на дверях, к которым мы вышли. Всего в небольшой комнате, похожей на гнездо из-за волокон Ловца, было три двери. На левой было написано «Радуга», на второй – «Орхидея», на третьей – «Шпала». Из-за них не доносилось ни звука.

– Как думаешь, они действительно сейчас там? – спросил я, делая шаг к центральной двери. – Мам… Эй, ты меня слышишь?

Ни шороха. Ни вздоха.

Кара замерла в растерянности, глядя то на дверь с Радугой, то на дверь со Шпалой.

– Предлагаю спасти мою маму первой.

– Разумеется, что ж ты ещё можешь предложить, – проворчала Кара.

– Да не в том дело… Ловец приставил симулякр отца сохранять её. Возможно, он прямо сейчас питается её страхом и сводит с ума. Мы не знаем, насколько самостоятельными могут быть части Ловца: вдруг он… убьёт её? А Шпала, судя по звонку, который ты получила, просто играет на пианино.

– А Радуга? Ты рассказывал, что вчера вечером её чуть ли не на части рвали.

– Но Радуга всё-таки…

– Не вздумай сказать «просто подруга»! – с вызовом ответила Кара. – Мы с ней столько пережили, что многим сёстрам и не снилось. Помнишь же, что я убить за неё готова. С тех пор ничего не изменилось.

Я посмотрел на неё с удивлением. Неужели действительно не понимает?

– Кара, этот спор вообще не имеет смысла. Мы теряем время. Очевидно, что эти двери – ловушка Ловца, попытка разделить нас. Так что неважно, кого спасать первым.

– Да, очевидно, что это ловушка. Которая захлопнется, как только мы начнём действовать. Едва ли удастся спасти хотя бы одного. А если снимем нашу цепь, никого не спасём и сгинем оба.

Очевидно. Слишком просто. И одновременно слишком сложно. Размазывая едкие слёзы от спиртовых паров, я тупо пялился на тёмную деревянную дверь с надписью «Орхидея». Золотистые пластмассовые буквы, строгий шрифт, как на двери университетского кабинета. Секунды торопливо стекали в небытие, как струйки крови из смертельной раны. Ещё немного, и будет поздно. Ещё немного – и всё лишится остатков смысла. За дверью тишина.

Мне пришлось принять тяжелое решение:

– Можем начать с твоей сестры. Или Радуги. Если пообещаешь, что спасём маму сразу после неё.

– Стой-стой-стой, – Кара зажмурилась и постучала себя по вискам обеими руками, – что-то не так. Не стал бы Ловец давать такие подсказки, просто писать названия… Названия?!

И правда, само наличие дверей и вывесок в этой абсурдной точке воспринималось как анахронизм.

– Заметь, это вообще первые уцелевшие двери, которые мы встретили сегодня с начала пути. Возможно, все варианты…

– …неверные! – Пружиня по волокнистому полу, Кара отошла в центр комнаты. – Это же ловец снов, представь его: от центра нити отходят в разные стороны. Что, если мы уже в центре и, куда бы ни пошли,