Те слова, пропитанные дымом костров и отчаянием, навсегда врезались в мою душу. Годы службы, столкновения с настоящим ужасом, который творила нечисть – духи, вселяющиеся в детей, колдуны, высасывающие жизни целых семей для продления своей, ведьмы, что своими зельями рушили чужие судьбы – казалось, подтверждали правоту Вангра. Сомнения гасли, как искры под сапогом. Жестокость становилась необходимостью. Защитой. Но иногда в душе все же возникали сомнения.

Сейчас, перед Брандтом, я должен был быть тверд. Хотя бы внешне.

- Я помню уроки наставника, командор, – сказал я ровно, глядя ему прямо в глаза – Но даже Вангр учил, что информация – ключ к уничтожению корня зла, а не только его веток. Эта женщина...

- Это – не женщина, это – ведьма. Так вот. Эта ведьма умрет через час, – перебил Брандт с ледяной решимостью стоять на своем. – На центральной площади. Казнь будет публичной. Чтобы другие знали. Чтобы боялись. Чтобы нечисть поняла – в Эдернии ей не место.

Командор встал.

- Присутствие обязательно, Блэкторн. Засвидетельствуй торжество правосудия.

Этот человек не оставлял мне другого пути. Я был здесь гостем, его подчиненным в рамках этого расследования. Приказ был отдан.

Я кивнул, скрывая кипящее внутри возмущение и горечь. Это было не правосудие. Это была месть. Слепая и беспощадная. Месть человека, который сам стал пленником своей боли.

И благодаря его упертости сейчас мы потеряем единственную нить.

- Как прикажете, командор, – произнес я, вставая.

Брандт повернулся к окну-бойнице, его спина была напряжена, как тетива лука, натянутого до предела. – Займись другими делами, Блэкторн. А сейчас я ожидаю видеть тебя на площади.

Он не повернулся. Разговор был окончен.

Я вышел из кабинета.

Чертов старикан! Сейчас его эмоции просто на корню зарубили все расследование.

Я остался один в мрачном коридоре, разрываясь между приказом присутствовать на казни, и профессиональным долгом заняться делом - отправиться на поиски творцов проклятых амулетов.

«Выжигай их. Все. Без жалости. Без сомнений».

Голос Вангра звучал в памяти, как набат.

Но другой голос, тихий и настойчивый, шептал: «А если это ошибка?»

Сжал кулаки. Неужели нельзя было на первое место поставить расследование? Была ли опасность от этой деревенской ведьмы такой реальной, что необходимо казнить сразу?

Я зашагал по холодным каменным коридорам замка. Мне нужно было на площадь. Стать свидетелем «торжества правосудия».

Глава 23

Теяна

Прошло две недели. Четырнадцать дней, прожитых в тисках страха и странной, гнетущей пустоты. Я избегала города, зарывшись в свои травы, в заботы о крохотном огороде, и сбор дикоросов в глухих, знакомых только мне уголках леса. Но запасы еды подошли к концу. Город звал необходимостью.

Дорога в Эдернию казалась длиннее обычного. Солнце палило немилосердно, пыль въедалась в кожу, смешиваясь с потом. Корзина за спиной, туго набитая пучками зверобоя, чабреца, душицы, мешочками сушеных ягод, оттягивала плечи.

Шла, уткнувшись взглядом в пыльные туфли, стараясь не думать о серых глазах и жесткой линии подбородка. Мысль о возможной встрече с Эшфордом в городе заставляла сердце бешено колотиться толи от предвкушения, толи от паники.

Город встретил меня привычным гомоном и суетой рыночного дня. Воздух был густым, как похлебка, и звонким от криков торговцев, мычания скота, скрипа телег и смешавшихся запахов. Протиснулась к своему привычному месту и разложила нехитрый товар на чистой холстине. Аромат моих трав – горьковатый, лекарственный – пытался пробиться сквозь городскую вонь.

Торговля шла вяло. Я автоматически отвечала на вопросы, отсчитывала монеты, увязывала покупки, но мысли были далеко. Пока вдруг нарастающий гул не заглушил рыночный шум. Люди стали покидать лотки, сбиваться в кучки, что-то оживленно обсуждая, лица у многих были возбужденные, любопытные. Поток людей потянулся к главной площади, что раскинулась перед каменной громадой ратуши.

Любопытство, сильнее осторожности, заставило меня последовать за ними, прижимая к себе почти пустую корзину. Площадь была запружена народом. Возле высокого деревянного столба, вбитого в каменные плиты, собралась особенно плотная толпа.

И тогда я увидела это.

К столбу была привязана женщина. Средних лет, в грязной, порванной холщовой рубахе до колен. Ее русые, спутанные волосы падали на лицо, но я разглядела синяк, темно-лиловый и опухший, на скуле. Руки были грубо стянуты за спиной веревкой, впивавшейся в кожу.

Она стояла, слегка пошатываясь, но не опустив головы. Не плакала. Не молила. Ее глаза метались по толпе, и в них не было страха. Была ярость. Горячая, животная ярость. И… сила. Та самая, знакомая мне до мурашек, глубокая, магическая сила, которая вибрировала в воздухе вокруг нее, как жар от раскаленной печи. Моя собственная кровь отозвалась тихим, тревожным гулом.

Она ведьма.

На небольшом деревянном помосте рядом, облаченный в черный, строгий камзол, стоял местный судья – толстый, краснолицый мужчина с важным видом. Он зачитывал что-то с пергамента, размахивая рукой. Слова долетали обрывками: «…в отношениях с нечистой силой… превращение людей в монстров… порча скота… наведение колдовства на честных граждан… приговорена к очищению огнем… во искупление грехов…»

Жалость – острая, как нож, – сжала мне горло. Не к ведьме-преступнице. К человеку, к женщине, привязанной к столбу, обреченной на мучительную смерть. К сестре по крови, по дару, который стал ее проклятием. Страх за себя смешивался с ужасом за нее. Я чувствовала, как холодеют пальцы, сжимающие прутья корзины.

«А могла бы здесь быть я?» - проскользнула в голове мысль.

- Ну, как тебе местное развлечение? - Голос прозвучал прямо за моим ухом, низкий, узнаваемый.

Вздрогнула так сильно, что чуть не выронила корзину. Обернулась.

Эшфорд.

Стоял вполоборота ко мне, наблюдая за сценой у столба. Его лицо было бесстрастной маской инквизитора – холодной, сосредоточенной, без тени сомнения или жалости. Он был в своем черном камзоле, безупречно чистом. На груди, над сердцем, тускло поблескивала та самая брошь. Знак, по которому я бы сразу его распознала и никогда бы не подошла на расстояние столь близкое.

Почему же он его не носил раньше? Это такой хитрый ход? Инквизитор выглядел отстраненным, как будто наблюдал не за подготовкой к казни, а за рядовой хозяйственной процедурой.

Я скривилась, не в силах скрыть отвращения к происходящему.

- Не нравится? – мужчина перевел на меня свой взгляд. Серые глаза были бездонными, непроницаемыми. - Мне тоже не нравится смотреть на насилие и убийства, но моя профессия