Брандт был живым воплощением того, во что мог превратиться инквизитор, позволивший личной боли затмить разум.

- Блэкторн, – бросил он, не поднимая головы от какого-то донесения. Голос его был грубым, как скрип ржавых петель. - Садись. Есть новости.

Я опустился на жесткий стул напротив.

- Командор.

Он отложил перо, поднял на меня взгляд. В нем не было ни приветствия, ни тепла. Только деловитость и та самая ледяная ярость, приправленная тенью мрачного удовлетворения.

- Деревушка Шаври. Три лиги отсюда. Местный староста, не дурак, заподозрил неладное. Женщина одна, Марта, знахарка. Лечила травами. Ничего особенного, но... посетившие ее люди стали пропадать. Молодые парни. По одному. Без следов.

Его «ничего особенного» прозвучало как приговор. Для Брандта любое знахарство было лишь ширмой для тьмы.

- И? – спросил я, стараясь сохранять нейтральность, глотая комок возмущения.

- И сегодня на рассвете нашли. В ее хижине. При обыске.

Он протянул мне через стол маленький предмет, завернутый в черный бархат. Я развернул ткань. Дыхание перехватило.

На ладони лежал деревянный амулет. Круглый. Гладко отполированный. С резьбой – знакомой, зловещей. Переплетение линий. Почти точная копия того, что был на Ларсе.

- Богини! – вырвалось у меня.

Сердце забилось чаще, смесь надежды и тревоги сжала горло. Зацепка! Наконец-то!

- Точно такой же, как тот, что ты принес с мельницы, да? – Брандт не спрашивал, он констатировал. Его глаза сверлили меня, ища малейшую тень сомнения.

- Да, командор. Очень похож. Тот же почерк. - Я осторожно положил амулет обратно на бархат, как будто он мог обжечь.

- Так я и думал. - Брандт достал из ящика стола массивный серебряный браслет щедро украшенный Кервальскими кристаллами – детектор магии.

Он был старым, потертым, но от него веяло немалой силой. Командор поднес браслет к амулету. Кристаллы на браслете вспыхнули тусклым светом.

Сомнений не осталось.

- Видишь? Та же пакость. Та же скверна превращения. Ведьма эта их делала. Или получала от кого-то. Неважно.

- Где она сейчас? Марта? – спросил, уже предчувствуя ответ.

- В камере. В подземелье. - Брандт махнул рукой в сторону каменных ступеней, ведущих вниз, в сырую тьму. - Допрашивали.

- И? – я впился в него взглядом, пытаясь пробить броню его убеждений. - Она сказала что-нибудь? Кто ей дал амулеты? Кто ее научил? Где остальные?

Брандт усмехнулся, коротко и беззвучно.

- Она старая и упрямая. Бормочет что-то. Но ничего четкого не говорит. Ни имен, ни мест. Дознаватели говорят - время терять бессмысленно.

Холодная волна негодования захлестнула меня.

- Время терять? Командор, это же единственная зацепка! Единственный свидетель, который может привести нас к источнику! К тем, кто стоит за этими амулетами. К той самой «Лирeе». Мы должны...

- Мы должны поступить по Закону и очистить землю от скверны! – Брандт ударил кулаком по столу. Склянки с чернилами подпрыгнули. Его лицо исказилось гримасой ярости и боли. - Она виновна! Амулет – доказательство! Она связана с тем, что творится в лесу. С теми трупами. С превращениями. Каждое мгновение, что она дышит – она не заслужила. А в это время те, кого она амулетами заколдовывала – ходят где-то в чудовищном обличии.

- Командор, – я попытался вставить голос разума, понимая, что спорю с глухой стеной его фанатизма, но не в силах смириться. – Допрос квалифицированным специалистом может дать результат. Спешка...

- Спешка? – Виктор перебил меня, вскочив. Его тень, искаженная тусклым светом масляной лампы, заплясала на стене, как демон. – Ты знаешь, что такое дать нечисти время, Блэкторн? Ты помнишь уроки наставника? Или столичный комфорт тебя размягчил?

Упоминание наставника, Корнелиуса Вангра, старого инквизитора из столицы, прозвучало как удар хлыста. Память перенесла меня на десять лет назад, в холодный, продуваемый всеми ветрами двор цитадели Ордена.

Мне было шестнадцать. Молодой, идеалистичный, еще верящий, что мир можно изменить милосердием. А вокруг меня – запах дыма и горелого мяса.

Пламя лизало высокий столб, обвивая привязанную к нему фигуру. Женщина. Молодая. Почти девчонка. Ее крики, сначала пронзительные, молящие, превратились в хриплое, животное завывание. Я отвернулся, желудок сжался в тугой узел, подкатывала тошнота. Рука Вангра, тяжелая, как гиря, легла мне на плечо, заставив вздрогнуть.

- Смотри, Эшфорд, – его голос, низкий и безжалостный, как скрежет камней, пробивался сквозь треск пламени и предсмертные хрипы. – Смотри и запоминай. Это лицо истины.

- Это жестоко, наставник! – вырвалось у меня, голос сорвался. – Она ведь могла раскаяться! Или быть невиновной.

Вангр повернул ко мне свое лицо, изрезанное морщинами, как старая карта адских земель. Его глаза были пустыми.

- Невиновной? – он фыркнул. – Она околдовала целую деревню. Заставила отца убить сына из-за коровы. Мать утопила новорожденного, повинуясь ее воле. А потом эта ведьма смеялась над их горем. У нечисти, Эшфорд, – духов, колдунов, ведьм, всех этих извергов, – нет сердца. В груди у них камень. Холодный и черный. Они не чувствуют боли, сострадания, любви. Они лишь мастерски притворяются. Чтобы посеять сомнения в наших сердцах. Чтобы мы задумались: «А вдруг?». Чтобы мы усомнились в своей правоте.

Вангр ткнул пальцем в сторону костра, где крики уже стихли, остался лишь ужасающий треск и чад.

- Знаешь, что происходит, когда даешь им шанс? Когда колеблешься? Она убила бы и инквизитора, и стражу, и сбежала бы при первой возможности. А потом нашла бы новую жертву. Новую деревню.

- Но не все же ведьмы такие могущественные и злые? – попытался я возразить, глотая ком в горле. – Помните, та бабка в Шалмере, которую сожгли на прошлой неделе, она просто лечила травами.

- Сила есть соблазн, а соблазн - росток зла. Росток зла, Эшфорд! – Вангр ударил кулаком в ладонь. – Маленький, безобидный росток. Дай ему время, дай плодородную почву страха и невежества – и он вырастет в огромное, ядовитое дерево, корнями уходящее в самую преисподнюю. С чем проще справиться? Вырвать сорняк или валить лес?

Он наклонился ко мне, его дыхание пахло дешевым табаком.

- А сколько невинных умрет, пока это дерево растет? Помнишь Кровавую Мартию из Блеквуда? Начала с обезболивающих зелий. Кончила тем, что вырезала полдеревни для ритуала. Или Безумного Йорка из Вейрона? Сумасшедший ученый, говорили. Безобидный. Ха! Пока он не оказался колдуном и не погрузил целый квартал в вечный сон, экспериментируя. Те люди так и не проснулись, парень.

Глаза Корнелиуса горели фанатичным огнем.

- Не