– Ты же вроде не куришь.

– Я и не курю. Это шоколадная трубочка.

Я услышал хруст вафли у неё на зубах.

– Будешь? В прах не превратятся, не бойся, они не из петель.

Кара протянула мне пачку, и я взял одну трубочку. Пару раз задумчиво откусил, свободную руку засунул поглубже в карман и встал рядом с Карой. Некоторое время мы оба смотрели в глухую стену противоположного дома.

– Ждёшь кого-то?

– Тебя ждала.

– Я же сказал, что не хочу разговаривать.

– Прямым текстом не говорил.

Короткие фразы шлёпались, как хлопья мокрого снега. Неприятные, бессмысленные.

– И что ты хотела обсудить?

– Ты обижен на меня?

Я помедлил:

– Нет. На себя, скорее.

– Вот и правильно, потому что я не сделала тебе ничего плохого.

Я непроизвольно сжал руку, так что трубочка треснула и половина упала в грязь. Грязь была того же оттенка, что и шоколадная начинка.

– Песня была написана не для меня, да? Она не про нас?

– Это собирательный образ. Я сочинила её несколько месяцев назад, но Грифон всё никак не может выучить бас-партию.

– Понятно. Я не вправе давать оценку твоим действиям. Моралист и этик из меня не очень. Но я не люблю, когда мне лапшу на уши вешают.

– Просто хотела сделать тебе приятное. Ладно, в этом я всё же была неправа. Ты простишь меня?

Я вдохнул так глубоко, словно внутри у меня была маленькая чёрная дыра. А потом выдохнул так, что почувствовал себя совсем-совсем пустым.

– Ну да. Думаю, да.

– Сегодня хотел опять пойти в петли? – Кара поёжилась, натянула шапку на уши.

– Нет, один я туда больше ни ногой.

– Значит, просто зашёл в «ПП»? Но концертов сегодня нет. Что-нибудь случилось?

– Да мне больше и некуда пойти. Меня вроде как из дома выгнали. Если честно, надеялся, что Рин с Уной позволят переночевать. Потом стал ждать кого-нибудь, например Грифона, в его коммуну ведь вход бесплатный.

– Во-первых, он тебя и на порог не пустит. Во-вторых, я его со среды не видела. В-третьих, чёрта с два ты будешь ночевать в этом притоне с тараканами!

– А у тебя есть предложения получше?

– Есть. Несколько дней можешь пожить у меня.

Пока мы ждали автобуса, я всё больше волновался. Кара предупредила, что мне предстоит познакомиться со всей её семьёй: родителями, младшей сестрой и двумя младшими братьями. Чтобы отвлечься от неловкости, которую живо вообразил заранее, я задал давно интересовавший меня вопрос.

– А серьёзно, почему тебя всё-таки прозвали Карой? – решился спросить я. – Из-за обострённого чувства справедливости? Часто ты так… вершишь своё правосудие над теми, кого считаешь виновными?

– Ты про то, что я предложила Радуге? – со вздохом спросила Кара. – Если честно, я никогда такого не делала. Как я и говорила тебе раньше: всех, кого водила в петли, всегда выводила наружу. Но ради Радуги я бы пошла на это. Она такое солнышко, за всю жизнь никому зла не сделала, постоянно вытаскивала из депрессии то меня, то Грифона, да и Серому не давала слишком уйти в отрыв. Радуга не заслужила того, что с ней сделали. Такого вообще никто не заслуживает.

Автобус наконец-то пришёл, и мы пропихнулись внутрь. Взрослые спешили по домам с работы, школьники и студенты – с дополнительных занятий, поэтому в салоне было ужасно тесно. Мы с Карой оказались прижатыми друг к другу, и она приклонила голову мне на грудь. Я почувствовал, как знакомое тепло разливается от сердца вверх к горящим щекам, вниз к животу и ниже. Тело-то не обманешь.

– Согласен. Ладно, версия с судом Линча оказалась неверной. Но для кого-то ты же стала карой, иначе откуда кличка?

– Если так хочешь знать… Для моей мамы.

– Ого… – Я уже жалел, что спросил. Ей явно было неприятно об этом говорить.

– Ничего такого, это жизнь. В молодости она отжигала так, что всему «Депрессивному бессознательному» дала бы фору. Исходя из её покаянных рассказов. Какое-то из приключений привело к нежелательной беременности. И вместо того, чтобы отдать ребёнка в детдом, она сочла это знаком свыше. Решила не только оставить его, но и в корне изменить образ жизни. Стала посещать церковь, молиться и соблюдать все посты и отмечать религиозные праздники – в общем, преисполнилась в познании. Вышла замуж. Завела ещё троих детей.

– Вроде… ничего плохого, – рискнул предположить я, – конечно, тебе, да и мне такая жизнь бы не подошла. Но каждый волен выбирать.

– Сейчас-то она счастлива, что выбрала такую жизнь. По крайней мере, так говорит, – пояснила Кара, – но вот первые пару лет считала, что я кара за её «грешный образ жизни» и «циничное мировоззрение». Что это бремя надо достойно нести, хотя очень тяжело и не хочется, что «эти страдания были ей необходимы», и бла-бла-бла. Знаешь, не каждый семилетний ребёнок будет счастлив узнать, что он кара.

– Да уж, это жёстко. И несправедливо. – Я погладил Кару по лохматой голове, как ребёнка. И она по-детски шмыгнула носом.

– Даже она это потом поняла и извинилась. Но слово не воробей. Я стала называть себя Карой ей назло. Зато теперь всем моим взбрыкам есть оправдание – я же Кара Небесная!

– Поэтому ты, по выражению Вербы, «воинствующая атеистка»? И твои романтические отношения…

– Так и знала, что не стоит тебе рассказывать! – возмутилась Кара и отстранилась. – Ну разумеется, моё мировоззрение ей назло, мой стиль ей назло, все мои отношения, предпочтения в музыке – всё только чтоб маму позлить! Не было же в моей жизни других событий, других повлиявших на меня людей! Может, это мой собственный опыт и размышления сформировали мою личность? Да не, бред какой-то!

– Ладно-ладно, не заводись. Глупость сказал. Кстати, она нормально относится к тому, что ты играешь в рок-группе?

– Конечно. Сейчас музыкой сатаны рок считают только древние старики в маразме. Ну и многие чиновники. Зато по поводу некоторых других вещей с мамой пришлось долго воевать. Но через слёзы, крики, побеги из дома, бойкоты и прочее дерьмо я отстояла право быть той, кто я есть.

– Это мощно. Не думаю, что у меня бы так получилось. Ведь и сам не особо понимаю, кто я и что я.

– Ну, какие наши годы, – подмигнула Кара и снова прижалась ко мне лицом. Жаль, что мы уже подъехали к нужной остановке.

Через несколько минут быстрой ходьбы, за которые я умудрился замёрзнуть, мы подошли к дому Кары. Сам бы я точно запутался в этом районе одинаковых многоэтажек, похожих на термитники.

– Я уже написала маме,