подошел, бросил в бак какой-то чек, который завалялся в кармане, и негромко сказал:
– Ну ты и приоделся, не узнать.
Сычев усмехнулся.
– Да вон, дамы говорят, что я видный мужчина, а такой херней страдаю. Надо мне остепениться, работу найти, женщину хорошую…
Он покосился в сторону подъезда и добавил:
– Двушка на втором этаже, окна на улицу. Снимает какой-то мутный тип с конца июля.
– Он дома? – спросил Филин, невольно ощутив то голодное возбуждение, которое охватывало его, когда он в птичьем облике вылетал на охоту. Пальцы дрогнули, готовясь выпустить когти, вонзить их в загривок жертвы.
– Дома. Свет не горит, но штора шевельнулась, – Сычев осклабился, показал мятый пакет из супермаркета, в котором что-то позвякивало. – Я там под окнами пару бутылок собрал, заодно посмотрел.
Он сощурился в сторону старух, которые смотрели на него с нескрываемым сочувствием, и добавил:
– Дверь обычная, деревянная. В квартире больше никого.
Филин кивнул.
– Я буду под балконом, – произнес Сычев. – Спеленаю голубчика, если будет прыгать.
Вскоре окончательно стемнело, и старухи разошлись по домам. В домах вспыхивали окна, и Филин видел, как люди за ними садятся ужинать, пьют чай, смотрят телевизор. Никто из них сейчас не знал, что во дворе их дома готовится спецоперация – переодетые оперативники из УГРО заняли позиции у мусорных баков и детской площадки, а в тени берёз притаился серый микроавтобус с затемненными стеклами – внутри сидели бойцы ОМОНа в полной экипировке, проверяя затворы «Вепрей».
А Арина сейчас сидит в гостиной Филина – на экране телевизора вечерние новости или какой-нибудь сериал, и ни одна мразь ее не тронет. Он подумал об этом и ощутил странное спокойствие.
Где-то рядом щелкнула рация, и Филин услышал:
– Объект в квартире. Свет не горит, но движение фиксирую.
Филин представил человеческую тень в свежей медицинской маске. Почему-то убийца Эухены не снимал ее даже когда оставался один, словно боялся собственного облика – Влад сам не знал, почему вдруг так подумал.
Потом все было словно в кино: когда-то Влад обожал сериалы про полицию – в них, то наивных, то грубых, всегда побеждало добро, и это помогало ему справиться с болью. Вот и сейчас черные тени в бронежилетах скользнули в подъезд, бесшумно двинулись по лестнице.
– Группа захвата на позиции. Ждем команды.
– Вперед.
Дом наполнился грохотом от тарана, который вынес дверь в квартиру.
– Полиция! На пол!
Филин вошел вместе с бойцами – видеокамера его смартфона была включена на тот случай, если убийца Эухены так силен, что сумеет запудрить всем мозги. В хрущевке царила тьма и кисловато-затхлый запах помещения, в котором давно не проветривали.
Прихожая, кухня с чашкой и тарелкой с какими-то объедками на столе, зал, спальня, маленькая кладовая. Квартира была пуста, и омоновцы опустили оружие.
– Чисто! – услышал Влад. – Чисто!
На балконе мелькнула растрепанная птичья тень – Сычев обратился, толкнул дверь плечом.
– Какого хрена? – растерянно спросил он. – На кухне занавеска шевельнулась две минуты назад! Куда он делся-то через закрытые двери?
Щелкнул выключатель, заливая квартиру тусклым безжизненным светом. Влад устало запрокинул голову. Опустил руку с телефоном – запись все еще шла, и не было на ней ничего полезного.
Клетка опустела. Птичка улетела.
Птич-ка.
***
Новгород, 2003
Он, наверно, больше не придет. Сгинул где-нибудь, утратив свое совершенство, о котором так пекся.
Влад лежал на ледяном бетонном полу подвала, подтянув ноги к груди, и считал до ста и обратно. Когда-то мама сказала, что это хороший способ успокоиться и справиться, например, с тошнотой – но она и подумать не могла, что ее сын будет пользоваться этим способом в непроглядной тьме подвала, в плену у психопата.
Он не знал, сколько времени прошло с того момента, когда убийца Лизы убрался, зажимая рукой глаз. Может, час. Может, год. Может, там, снаружи, вообще не осталось никого, кто помнил бы Влада – а сам он умер и даже не понял этого. В подвале пахло мочой и кровью, одно из перьев Лизы щекотало Владу щеку – сначала он плакал, потом перестал.
Где-то далеко-далеко все еще длился их вечер, и Лиза взлетала на качелях над грязным двором и кричала: “Влад, смотри! Я лечу!” Где-то в бесконечном далеке она еще была.
Если человек умирает, его Тень улетает и тает. Если человек умирает в Теневом облике, остается его суть – птица, зверь, рептилия.
От Лизы ничего не осталось.
Влад всхлипывал. Сунул в рот грязный палец, как делал еще до детского сада, пока отец не решил проблему ремнем. Но здесь во мраке нет ни отца, ни его ремня – ничего не было, кроме бесконечной липкой тьмы, которая шептала: “Я скоро вернусь, птичка. Совсем скоро. Жди”.
Влад лежал, скорчившись, словно зародыш, думал о родителях, школе, домашних заданиях, которые они никогда не будут делать с Лизой, и играх, в которые им больше не поиграть.
Лиза боялась инопланетян и привидений. А самый страшный страх, оказывается, выглядел спокойно и мирно. Тем, к чему нельзя подготовиться. Нельзя улететь, даже если у тебя есть крылья.
Когда вдалеке послышались шаги, а потом над головой сразу затопала сотня торопливых ног, Влад даже не шевельнулся. Свет вспыхнул, ударил по глазам многохвостой плеткой, вышибая слезы.
– Здесь ребенок!
– Осторожно!
– Да твою же мать… Малой, ты жив?
В подвале, залитом светом, сразу оказалось как-то очень много людей. Один из них, крепкий мужчина в светло-сером костюме, подхватил Влада на руки и почти бегом бросился к выходу. Влад чувствовал тепло его тела, ловил тяжелые резкие удары чужого сердца, и ужас, с которым он сросся во тьме, неохотно отступал.
– Жив! – заорал мужчина в костюме во все горло. – Жив!
Влад не запомнил, как оказался снаружи: просто вдруг понял, что он уже не в подвале, в ледяной тьме, а на улице. Было утро, солнце весело заливало домик и сад, а снаружи разливалось целое человеческое море – оно шумело и кричало, оно выло, словно по покойнику, и милиция едва справлялась, удерживая оцепление.
Небо было чистым и синим. И где-то там, в этой невинной утренней синеве Лиза улетала навсегда.
А Влад оставался.
***
– Наверно, он увидел сыча на дереве, – предположил Филин. – Узнал Тень, а не птицу. Сбежал.
Сычев устало провел ладонями по лицу.
– Во-первых, я был далеко и в ветвях, – сердито откликнулся он. – Не мог этот гад меня увидеть. Во-вторых, тут до парка две минуты. А там водятся сычи. Ничего необычного.
Филин прошел по квартире, еще раз включив телефон на запись видео. Ничего.