Молодые зашли в воду по щиколотку, склонились и закрыли глаза в ожидании пока богиня примет дар. Остальные слегка расступились, встали полукругом и в центр вышел Коди-Халтиа. Присев на валун, он взял кантеле[2] и стал перебирать грубыми пальцами струны, от которых полилась чарующая мелодия. Илье послышался в ней и шелест прилива в морской раковине, и потрескивание дров в очаге, и трели насекомых, затаившихся в траве, и шипение от раскаленных камней в сауне. Все стихии сливались в одну через зов музыканта к высшим силам, которые оставили своих потомков блуждать в человеческом мире.

— Халти мой давний друг, а еще он здесь самый старший рунопевец, — объяснил Антти Илье, — ему довелось пережить зарождение лютеранской церкви в Ингрии, с первого скромного прихода на Лемболовском озере. А до этого он выучился у предков тем напевам, что исполнялись еще в расцвет славы викингов.

Илье вдруг показалось, что многовековая память, живущая в энергетике этих созданий, наваливается на него неподъемным прессом. Нечисть издала негромкий, но резкий гортанный клич, от которого почему-то загудело в ушах и висках, а затем перед глазами растянулась багровая пелена. Илья подумал, что эти голоса, наверное, разнеслись по всему северному краю ураганными порывами, к которым жители успели привыкнуть и все же невольно вздрагивали от холодка в самом нутре.

От воды пахнуло чем-то металлическим, и ему показалось, что из нее высунулись белые кости, обвитые темными водорослями, а среди них поблескивала серебряная нить, подобная той, которую Илья вручил водянице.

Затем мелодии кантеле стали все более стремительными, веселыми и отчаянными, духи, особенно молодые, бросились танцевать — и парами, и поодиночке. Но в центре, конечно, были новобрачные, которые не стеснялись жарких объятий и недвусмысленных ласк. Было понятно, что они уже прекрасно осведомлены, какое удовольствие их ждет за дверями супружеских спален.

— Похоже, доказательство невинности у вас не требуется? — шутливо спросил Илья у Накки.

— Какое там! — усмехнулась она. — У нас редкие девушки успевают ее сохранить до брака, а про парней и говорить нечего — те еще на людях упражняются…

— В каком смысле успевают? — удивился Илья.

— Потом поймешь, — сказала водяница с какой-то неуверенностью. — По крайней мере мы к этому совсем иначе относимся, Велхо. Сам посуди: девчонки издавна росли в избах, где и хозяева, и скотина плодились да размножались у них на глазах, или в лесу, где зверье веками рождалось, спаривалось да умирало. Ясно, что к моменту созревания они уже все знают и не стыдятся того, что хотят мужчину! У нас скорее смущение и зажатость в первую ночь считается дурным тоном. Нет, травить за это, как вы испокон веков поступали с «порчеными», конечно, не станут, но могут стыдить и посмеиваться.

— Выходит, с женщины все равно спрос больше?

— Ну не скажи! Знаешь, как мы за насилие над женщиной наказываем? Впрочем, лучше не буду говорить, потому-то у нас такого почти не происходит.

Увлекшись беседой, Илья бросил взгляд в толпу веселящихся и вдруг заметил в ней совсем необычный силуэт. Это была девушка в длинном белом платье из кружева и еще какой-то тонкой ткани, под которой просвечивала смуглая кожа, с пышной юбкой, а полуоткрытые плечи сияли глянцевым блеском. Вьющиеся темные локоны спускались вдоль спины. Никто из духов так не одевался, и Илья невольно застыл в изумлении.

— Посмотри туда! — сказал он Накки шепотом.

— Куда, Велхо? — удивилась девушка.

Тут незнакомка на миг обернулась, но Илья не успел разглядеть лица — перед глазами почему-то мелькнул освещенный фонарями городской парк, но не тот, где они были с Яном. На миг он увидел себя на берегу небольшого пруда, в котором отражались искры фейерверков, а рядом возвышалась старая белая беседка.

— Велхо, ты как? — настойчиво повторяла Накки. Илья зажмурился, потряс головой и видение исчезло, как и странная гостья. Однако перед глазами все еще плыл туман и слегка мутило. Он плохо помнил, как вернулся в корпус и оказался рядом с Антти, протягивающим ему под нос какой-то остро пахнущий порошок. Духи тоже возвращались и, похоже, намеревались продолжить праздник под крышей.

— Ты, вероятно, хочешь отдохнуть, Элиас? — спросил старик. Илья растерянно кивнул, и Антти только похлопал его по плечу.

— Успокойся, ты все отлично сделал. Тебя сейчас проводят наверх и станет лучше.

«Наверх? Но ведь наш с Яном номер в другом корпусе» — вяло подумал Илья, словно во сне зашел в купальню, чтобы ополоснуть ноги от песка, и в сопровождении кого-то из парней поднялся на второй этаж.

Его привели в небольшую комнатку, освещенную только лунным сиянием, и сразу закрыли дверь. Тревожная тишина и прохлада отрезвили Илью, он осторожно шагнул вперед и разглядел Накки, сидящую на постели в одной короткой сорочке. Она призывно подалась к нему и шепотом промолвила:

— Благослови еще раз, Велхо!

По правде, Илью смутил ритуальный характер этого свидания, но он был рад, что их оставили наедине. В висках еще гудело, он чуть пошатывался и с облегчением сел рядом с ней.

Девушка, впрочем, и не требовала инициативы. Она поднялась, перекинула через него ногу и села ему на бедра — лицом к лицу, заглядывая в самое нутро глазами, мерцающими подобно трясинному огоньку. Илье снова стало не по себе, будто он очутился где-то в эпицентре разгула стихий. Словно в ответ на эти мысли за окном послышалась морось, а затем хлынул дождь — отчаянный, бесконечный, вырывающий из сна и сладкой неги. Илья мог бы поклясться, что он перебудил всех в доме, что дети гостей прятались под боком у родителей и затыкали уши, а взрослые с тревогой смотрели на оконные стекла, звенящие под очередным порывом ветра.

Прежде чем он успел что-то сказать, девушка так рванула на нем рубаху, что несколько пуговиц отлетело с мясом. Илья хотел ее осадить, тут же вспомнил, что одежда все равно казенная, но когда демоница порвала до самого низа его собственную майку, понял, что рано расслабился. Распахнув обрывки, она стала жадно целовать его и одновременно разобралась с