— Была бы. В больничке.

— И что я могу забрать её жизнь и силу. Я и вправду могла?

— Могла.

— И что бы тогда…

— Тогда сил стало бы больше. Но ты же не забрала. Удержалась.

И что, теперь гордится этим? А сразу нельзя было предупредить? Тогда Ульяна не стала бы и рисковать. Или… в этом дело? Она не любит рисковать. Но это же неплохо, быть осторожной? Особенно, если дело касается чужой жизни?

Или всё-таки…

— А Стасика тоже… надо? — страх парализовал, потому что проклятье никуда не делось. Вон, ворочается, ворчит, подбивая сделать всё иначе.

Назло.

Так, чтобы они все поняли, увидели, какая Ульяна. И чтобы осознали, что это из-за них. Из-за того, что они её бросили. А теперь вот явились, родственнички любящие, и хотят чего-то.

Ульяна ведь не обязана на чужие хотелки растрачиваться?

Дар ведь не просто так. Река? Любую реку можно до дна вычерпать. И если тратить попусту, то её собственная река обмелеет. И как тогда? Помирать? Нет, надо иначе. Даже не обязательно убивать. Просто отщипнуть капельку там. И тут. И у каждого. От них не убудет.

А ей должны.

Все они.

Ульяна сделала глубокий вдох.

— Не надо. Он только коснулся той дряни, — бабушка положила ладонь на лоб. — Поспит и отойдёт. А нет, то вон, Ляля его ещё разок-другой водицею умоет…

— Мне… кажется… не знаю, — дрожь прокатилась по телу. — Мысли такие… гадкие. Самой от них противно.

— Мысли — это только мысли. У всех бывают, — бабушка усмехнулась. — Если встретишь кого, кто говорит, что у него ни разу дурных мыслей не было, то так и знай — врёт. У каждого бывали. И зависть случалась. И гнев. И желания всякие, не самые красивые. Пока мысли мыслями остаются, то и не страшно… пойдём, я тебя чаем напою.

— А меня? — Ляля подхватила воду и вытянула из неё блестящую нить.

— И тебя. Отдыхать надо. А то уж рассвет скоро, вы ж ни в одном глазу… и подруженьку свою успокоишь.

Подругу? Это она… про Эльку? А разве они подруги? Разве Элька захочет дружить с такой, как Ульяна? Или вовсе… пользоваться — это да. Все люди пользуются другими. А вот дружба… дружба придумана, чтобы пользоваться со скидкой на отношения.

Это одно правда. А остальное — люди сочинили.

— Нет. Я лучше отдыхать. Не надо мне пока к людям. А то ещё наговорю чего, — Ульяна покачала головой. — Я просто… и вправду немного посплю. Хорошо? Или тут сидеть надо?

— Я посижу. Или вон Ляля. Игорёк опять же дурью мается, пускай… пойдём. Давай, золотце…

И увела.

И в постель уложила. И принесла, правда, не чая, но молока с мёдом и мягкую маковую баранку. Вкусную донельзя…

Девица выпрыгнула из кустов с криком:

— Козя-козя!

Филин вздрогнул. И отступил в кусты на всякий случай. И подумал, что не стоило так далеко от дома отходить. Но хозяева, поправ все деревенские обычаи, крепко спали. Во дворе было пусто, а бубнёж Фёдора Степановича, недовольного вчерашней шахматной партией, раздражал до крайности.

Поэтому Филин и предложил:

— Прогуляемся?

А Фёдор Степанович, обдумавши предложение, ответил кивком. Стало быть, согласие изъявил. Глядишь, там, за забором, опять станет про травки рассказывать и поганки жрать, потому как слушать про шахматы и жизненную несправедливость Филин уже устал.

Про жизненную несправедливость он и сам бы многое сказать мог, но его вот как-то и не спрашивали.

— Вот, — Профессор при виде девицы воспрял духом. И рот открыл, из которого тотчас вывалился кусок недожёванной травы. — Хоть кто-то понимает, что иногда героям нужна поддержка. И понимание.

— Козя… какой ты хороший.

— И тот, кто увидит истинную суть под маской невзыскательного облика… — Профессор зажмурился, наклоняя голову, чтоб удобнее чесать будет.

— Извини, козя, — сказала девица, вздохнувши. А потом подняла пистолет.

Выстрел бахнул как-то иначе. И застыл Профессор, головой качнувши. Филин успел взметнуться на дыбы, но шею опалило болью. И голова закружилась. И он попытался устоять на ногах, но башку повело вдруг влево, склоняя под тяжестью рогов. Последнее же, что Филин услышал, было возмущённое блеяние Профессора:

— Что за жизнь! Никому нельзя верить… решительно никому нельзя…

Мир качнулся.

Крутанулся.

И выключился.

— Ну, Светка, ты прямо снайпер… — восхищённый голос пробился сквозь тьму. — Прям как в кино! Бах, бах и два козла готовы.

Два?

Стало быть, Профессор тоже не избежал печальной участи… стоп, какой участи?

— Ты меньше говори, — девица вот не казалась довольной. — Тащи давай, а то…

— Тащу.

— И тащи!

Тело было… вялым, пожалуй. Или скорее оно вовсе не ощущалось.

— Фу-у-ух… ну и здоровые… слушай, а это нормально, что козлы такие тяжёлые? — парнишка не заткнулся. А Филин, прислушавшись к себе, понял, что его куда-то тащат, причём за задние ноги. И главное, что ноги эти предварительно связали. Веревки были тонкими и впивались в кожу. И передние конечности, к слову, тоже не оставили без внимания.

Это… их в плен захватили?

Кому и зачем понадобилось захватывать в плен козлов?

— И вообще, надо было их подманить, чтоб к машине поближе… — парнишка явно не отличался силой, потому как то и дело останавливался и выдыхал. И говорил сбивчиво.

— А кто-то мне говорил, что, мол, не рискуй? Как увидишь, так сразу и стреляй?

— Так…

— И вообще! Я свою часть дела выполнила! И нечего мне тут…

— Спокойно, — заговорил третий. — Всё нормально. Сейчас дотащим вон туда и там уже машину подгоним. И погрузимся.

Это было разумно.

Но всё равно не оставляла мысль, что происходящее донельзя странно. Зачем кому-то понадобились козлы? Причём настолько, чтобы их красть? Филин как-то сомневался, что подростки — а голоса были молодыми, да и сама девица, вспоминая, тоже — решили устроить козью ферму, для работы которой понадобились два козла. Нет, всё было куда сложнее.

— Всё, — движение остановилось. — Стойте тут. Я сейчас подгоню…

— Свет, а Свет… — проныл первый. — А тебе не страшно?

— Страшно.

— А может…

— Знаешь, я вот, конечно, тоже думаю, что может… ну а если получится? Ты вот прикинь, сейчас соскочишь, а оно реально получится? И тогда что? Они в шоколаде, а ты остаток жизни лохом убогим?

Нет, речь явно не о козьей ферме.

— Ну… так-то да… а если вот… а если нет?

— Тогда нет.

— И вот просто?

— Слушай, Егорьев. Хватит ныть уже. Хочешь свалить? Скатертью дорога… а я… я всё уже для себя решила. Я должна попробовать!