class="p1">Фейец был до жути спокоен. Казалось, он даже рад его видеть. Капитан наскоро оглядел лицо здоровяка, как беспощадно обошлось с ним время: обветренная кожа, шрамы, мешки под глазами, порванное ухо, длинные черные волосы блестели от жирности.
– Зачем? – прохрипел Лассен, положив локти на стол. – К чему столько жертв из невинных девочек?
Марсель почесал колючую щеку острым ногтем и хмыкнул.
– Это все ради тебя. Когда я вернулся в старый родной Лэндэльф и узнал, что ты у людей, мне нужно было как-то привлечь твое внимание, и я решил собрать этот прелестный букет алых плащей.
– Я польщен. Даже готов отдаться тебе на первом свидании, – равнодушно бросил капитан. – У тебя всегда был талант к сцене. Решил разыграть сценку из «Красной Шапочки»?
Марсель стал напевать бодрую мелодию, играя пальцами на невидимых клавишах. На одной фаланге отсутствовал ноготь, чернела запекшаяся кровь.
– Знаешь, зачем мне такие длинные уши? – Марсель театрально приложил ладонь к уху. – Чтобы слышать, что мне напевают птички о тебе. Знаешь, зачем мне большие глаза? Чтобы видеть каждый твой шаг. А…
– А язык такой длинный, чтобы жопу себе вылизывать? – перебил капитан, откинувшись на спинку скамьи.
Марсель расхохотался, одобрительно тряся пальцем. Сперва тихо, а после и вовсе не сдерживался. Другие опасливо заозирались, принимая его за умалишенного.
– Всегда ценил твой юморок, Шассерфи. Умеешь ты флиртовать. Поэтому тебя бабы всегда больше любили.
Лицо капитана было непроницаемым: поджатые губы, напряженные желваки, взгляд, выражающий лишь презрение.
– Дай мне хоть один повод не убивать тебя здесь и сейчас.
– Хм… Дай подумать. – Марсель почесал подбородок, изобразив театральную задумчивость. – Скажем так… припоминаешь события в Таците? Конечно, припоминаешь. Великий и ужасный Изувер из Тацита. У-у-у… Боюсь-боюсь.
Лассен насупился и покачал головой:
– Тебя там не было.
Наигранная радость на лице Марселя сменилась сдерживаемым гневом, как по щелчку пальцев. Он промочил глотку элем и со звоном поставил пинту на липкий стол.
– Я знал их всех поименно. Они были моей семьей. Моей стаей.
Лассен никак не отреагировал, лишь продолжил слушать.
– А ты наверняка даже и не помнишь их лиц. Была в Таците местная красавица, длинные черные волосы, родинка над губой… И что она только нашла во мне.
Шея горела, внутри словно что-то надломилось. Осознание обрушилось на Лассена волной, но внешне он все так же равнодушен, лишь сжал кулак. Скрипнула перчатка.
– Она была твоей парой.
– Значит, все-таки помнишь ее, сукин сын, – процедил Марсель, злобно скалясь. – Тогда меня не было в деревне. Я уехал на заработки, а когда вернулся, то нашел лишь обезглавленные трупы и пепел. Ты убил мою жену и моих детей!
– Я думал, ты умер после битвы при Бладхэйме, – выпалил Лассен, подавшись вперед.
– Да, я оказался слабаком, который не смог прирезать себя. Признаю. Я скитался по свету, сходил с ума. Но мне посчастливилось найти пристанище, где я мог быть самим собой. И тут мы возвращаемся к теме о моей семье, мой старый друг.
– Хочешь мести?
Марсель вновь натянул былую легкость и наигранное добродушие. Он заправил прядь за ухо и вальяжно привалился к скамье.
– Допустим. Но все будет происходить на моих условиях. Ты же не собираешься драться со мной не в полную луну? Это было бы очень нечестно с твоей стороны, Лассен. И не достойно звания бравого капитана королевской гвардии.
– А вот мое условие – до тех пор ты больше никого не убьешь. – Капитан встал из-за стола. Публика вновь притихла. – Если появятся еще жертвы – сразу прирежу хоть днем, как собаку.
С этими словами Лассен покинул трактир, позволив завсегдатаем расслабить свои пятые точки.
Прошлое постучалось в его дверь окровавленной ладонью. Он запомнил Марселя, как своего товарища по службе. Они были чуть ли не братьями, сражаясь бок о бок. Прикрывали друг другу спины. И кто они теперь? Кем они стали? Как судьба могла раскидать их по разные стороны баррикад, сделав врагами?
Однажды его дед Аделард де Валуа сказал ему: «Самые страшные враги – это твои бывшие друзья». Тогда еще юный Лассен сразу понял смысл фразы, но не думал, что когда-нибудь сам испытает подобное.
Капитан вернулся в замок глухой ночью. Стоя под струями горячей воды в казарменной душевой, всякий раз, когда он закрывал глаза, из чертогов памяти всплывал образ той черноволосой волчицы. Спустя столько фогхармов он уже не испытывал ни горечи, ни сожаления. Пустота, да и только.
Он вынул из сумки бутылёк с зеленой жидкостью и подставил к свету фонаря. Та переливалась мелкими пузырьками, поблескивая. Обычные средства уже не помогают. Старуха приготовила для него новый отвар.
Убедившись, что поблизости ни души, капитан набрал жидкость в огромный шприц и вколол в ногу, поморщившись. Укол оказался болезненным. Мышцы вмиг свело. Снадобье раскаленным железом устремилось по венам. Охотника бросило в холодный пот. В глазах потемнело. Желчь застряла в глотке.
Лассен рухнул со скамьи, упав на четвереньки, и сжал челюсти, лишь бы не издать и звука. В эту минуту он мог лишь проклинать старую ведьму, что и изготовила эту дрянь.
Об пол ударились капли пота вперемешку с водой. Тяжело дыша, Лассен ждал, когда приступ пройдет. Нюх сильнее обострился, писк тишины противно заползал в уши.
Вдох-выдох… Превозмогая боль. Ведь он не может иначе. Иначе просто нельзя.
Первый легкий вдох капитан смог сделать лишь через четверть часа:
– Ебись оно все…
Агония сходила на нет, мышцы расслаблялись. Матерясь себе под нос, он ворчал лишь о том, что вновь нужно принять душ.
Шагая по коридорам замка, капитан задерживал внимание на постовых, кивая на их приветствия. Приближаясь к своим покоям, он все отчетливей чуял посторонний запах. Аромат духов – бергамот, лаванда с примесью запаха тела. Ее тела.
Эвелин…
Тихо щелкнул замок. Дверь отворилась. Эвелин сидела на широком подоконнике, привалившись на откос. При виде капитана она потянулась, точно сонная кошечка, тихо зевая:
– Добрый… доброй ночи, капитан. Я немного задремала, пока вас ждала.
Лассен прикрыл дверь, по привычке расстегнув дублет у горла. На девушке была обычная форма прислуги с утянутым корсетом и черные чулки в красную полоску. Каштановые волосы небрежно спадали на лицо и декольте. Сердце охотника предательски дрогнуло, разгоняя кровь.
– И вам доброй, мисс Эвелин. Пришли покаяться о ночной вылазке?
Ее чувственные губы растянулись в игривой улыбке. Привычка обращаться друг к другу на «вы» стала неотъемлемой частью их общения. И чаще всего «вы» возникало между ними, если они хотели поддеть или просто играли в свою «игру».
– Готова даже встать на колени,