— Ничего. Мы как-нибудь потихоньку… вон, если что, на гусях полетим.

— На гусях… нет, на гусях, пожалуй, не стоит. Но… не спешите. Тут ведь дело такое… международное… мы, несомненно, сообщим коллегам…

— А там и коллеги имеются?

— Культура не знает границ, — Фёдор Фёдорович отряхнулся и проводил взглядом ещё одну машину. — Но вот согласовать операцию стоит. Во избежание недопонимания и обострения международной обстановки. И как понимаете, это потребует времени…

— Сколько? — уточнил Женька.

— Не знаю. Но… хотя бы до вечера дотерпите, а? — прозвучало на диво жалобно. — И вообще… вас осмотреть надо! Допросить! Отчёты получить! А уже потом в Мексику… чтоб её… вот будто нам своей головной боли мало, а тут и Мексика эта!

— Всё, Наум, пошли, — Женька потянул за рукав. — Не доставай человека. Видишь, изнервничался весь. Оно и понятно, когда под самым носом, почитай… с него тоже теперь спросят.

И ещё тише добавил:

— Может, даже выговор влепят.

— Главное, чтоб не уволили, — так же шёпотом отозвался Наум Егорович, которому новое потенциальное начальство было не то, чтобы жаль. Скорее жизненный опыт подсказывал, что со сменой оного его собственное положение может осложниться.

— Оттуда не увольняют, — успокоил его Женька.

— Почему?

— Потому что, — громко отозвался Фёдор Фёдорович, — что культура — это навсегда! А вообще грузитесь. Вам тоже в госпиталь надо. И вообще, у вас родня. Волнуется. А вы… давайте, давайте. Шевелитесь…

И голос обрёл начальственную крепость.

Лёшка сидел на хлипеньком стульчике, обняв себя и покачиваясь. Над ним возвышался растерянный и лохматый Никита, который явно не понимал, что делать.

— Привет, — Данька нырнул в палатку.

Стол.

Стулья. Бумаги какие-то. Техника. Люди. На него глянули, но и только.

— Ты живой, — Лёшка встрепенулся.

— Ага… слушай, а давай к пруду прогуляемся?

— Зачем? Топить меня будешь?

— Не, только грязюкой измажу. Видишь? — грязи была горячей и одновременно обжигающе-холодной, ещё она дымилась, но лист лопуха каким-то чудом сохранял ярко-зеленый окрас. — Это со дна одной реки. Дюже целебная.

— Уверен?

— Нет. Но мне помогла. Видишь! Живой! И вообще… идём. Поговорим.

— А мне можно? — Никита ткнул в грязь пальцем и тут же, зашипев, выдернул. — Чтоб… она горячая!

— Позволите образец? — рядом словно из-под земли возник мелкий типчик, который тоже попытался отковырнуть кусок. Но грязь плеснула искрами, и тип руку убрал.

— Не-а, — сказал ему Данила. — Видишь? Она против!

— Но…

— Лёха, подъём!

— Дань, я рад, что ты жив, — Лёшка поднялся, но медленно, как во сне. — Тут маму задержали. Пока ничего толком не говорят, но обещали, что как только, так сразу… И я не уверен…

— Я уверен. Там всё и расскажешь. Вперёд, раз-два… и вообще, задержали — это ничего. Разберутся, как и что… конечно, я не сказать, чтобы огорчён. Отношения, сам понимаешь, у нас не сложились. Но и сильно радоваться не буду. Но ты давай, рассказывай…

Пруд был сразу за палатками. Солнце стремительно поднималось над землёй, но вода всё равно казалась угольно чёрной.

— Что тут вообще было?

— Вы вышли, — Лёха остановился и вдохнул. — Потом… потом что-то щёлкнуло. И Никита взвыл…

— У меня нервы! И слух куда чувствительней человеческого, — Никита придерживал широченные штаны.

— А бабушка Ульяны сказала, что тебя убили… этот, который Фёдор Фёдорович вскочил, начал по телефону на кого-то орать. Стас бежать хотел. И Элька. И все… заметались, засуетились. Я вообще растерялся, честно. А потом такое вот… знаешь, как накрыло. Вроде всё понимаешь, чувствуешь, а вроде и не ты. Точнее ты, но будто бы сбоку, что ли… со стороны, в общем. Висишь, что муха в киселе, и ни дёрнуться, ни дышать даже. Я бы испугался, если бы мог. Но и этого не мог. А бабушка Ульяны так руками развела и дышать стало легче. Она же и говорит, что, мол, это источник. Что Улька твоя его разбудила, и теперь всё.

— В смысле?

— В смысле или теперь справится, или нам кранты, — Лёшка поёжился. — Фёдор Фёдорович телефон свой тряс. Потом понял, что смысла нет и потребовал начать эвакуацию. Мол, надо всем уходить из-под удара. И вызывать подкрепление. А бабушка Ульяны сказала, что он это подкрепление может кой-куда себе засунуть. И вообще не успеют. Что она в Ульку верит, типа, та справится, но вот дальше не понятно. То ли мир перепишет, то ли прошлое, то ли… в любом случае, не успеет это подкрепление.

— Не переписала.

— Я понял. И мы просто сидели. Знаешь, жутко так… буря вроде вокруг, а ты в домике. Но стены у него того и гляди треснут. А потом так же быстро и успокоилась. Но бабушка Ульяны сказала, что это затишье. Что перед самым сильным выбросом всегда затишье. Вот… и вышла. А мы там остались. Казалось, что её нет долго. Но потом вернулась. И сказала, что Ульяна справилась с источником. И значит, выброса не будет. И выходить можно. Фёдор Фёдорович и вышел… вылетел даже. Побежал… Никита с ним.

— Это он за мной! — поправил Никита. — Между прочим, я стрелка нашёл! Он почти в землю врос, его выпиливали, причём с куском почвы.

— Было такое, — Лёшка подтвердил. — Но уже потом. Сперва Фёдор Фёдорович спасателей вызывал там. После пытался связаться с другой группой, а как вышло, то узнал, что там, ну, в «Птице» этой тоже чего-то творится. Ругался… потом доложили, что хозяин этой «Птицы» туда выехал. И доложили, что ушёл. Один. А водителя убил. Тело в машине. Но что там дальше происходит, вообще не понять… тогда он приказ отдал, начать задержание. И маму тоже вот… и не только её, но, как я понял, вообще. Всех накрыли…

Лёшка перевёл дыхание и продолжил.

— Тут и эта… Эмфизема явилась. И Вильгельм. У них там диверсионная группа, и она какую-то свою связь сделала… я мало что понял, но вроде через сны или кошмары… короче, там на ментальной магии завязано, а не технике. Главное, что у них связь была. И Фёдор Фёдорович предложил сотрудничать, они и согласились. Они туда и направились, а заодно велел «Скорые» подогнать, чтоб вывозить, если кто выживет. А бабушка Ульяны сказала, что это правильно и выживут многие, но их надобно не в больничку, а сюда. Что тут после источника сила ещё долго гулять будет, и самое оно, чтобы поправиться. Правда Стаса снова скрутило, но это не от силы, а от дряни, которой его пичкали. Хотя от силы тоже, потому что эта погань так на неё среагировала. Ну Игорька сразу тоже накрыло, да так прилично… в общем, я