Я вопросительно вскинула брови, зная, что тот подглядывает в зеркале за всеми моими ужимками.

– Пиппо. Готов поставить дюжину луар, это заведение принадлежит ему.

– Отклоняю ставку. Я и так уже по сиськи в долгах перед ва-ам…

Корсет резко впился в ребра, вытесняя воздух из легких.

– Mi scusi, не смог удержаться. – Мне стоило огромных усилий, чтобы не чертыхнуться с выдохом. Дориан поиграл пальцами в воздухе на невидимых клавишах. – Твои томные вздохи для меня все равно что музыка…

Ваше Высочество, неужели это ваши попытки уйти от темы? Какой жалкий трюк. На часах минутная стрелка неумолимо движется… У меня нет времени на игры.

Нацепив сладчайшую улыбку из своего арсенала, я обернулась и столь же приторно произнесла:

– А вот теперь я готова поставить дюжину луар, что леди Фэлис вы слушали с таким же упоением. Если знали о всей этой грязи давно, почему именно сейчас? Я думала, вы неравнодушны к Фэлис. Неужели вам настолько на нее наплевать?

Ни один мускул на его лице не дрогнул – все та же дежурная ухмылочка, расслабленный взгляд, подтекшая сурьма.

Каким же этот ублюдок бывает непробиваемым. Не доверяет? Хочет попридержать карты? Или не уверен?

– Мне вообще на всех наплевать, mia gattina. – Принц бросил короткий взгляд на часы. – Кажется, ты собиралась на дело. Тебе пора.

* * *

Звенящая тишина. Тени копошатся по углам. Насмехаются, шепчут искушающие речи, растворяясь в дыму кадильницы. Тьму священного места разбивают одинокие дрожащие огоньки свечей. С огарка, что ютился у ног Святой Доротеи, потек воск.

Кап. Кап…

Юный принц стоял на коленях, обнаженный по пояс. Склонив голову, он сбивчиво шептал молитву:

– …и Святой Женни, вся моя грехи, яже содеях во вся дни живота моего, и в прошедшия дни и нощи, делом, словом, помышлением, пиянством, тайноядением…

С влажных прядей стекал холодный пот. Дориана охватывал озноб, а после приливал нездоровый жар. Он сильнее сжал сцепленные пальцы так, чтобы в ладони до боли впилась цепь.

Принц был не один. Скрываясь в тени, сидел король и наблюдал за покаянием сына. Вслушивался в каждое слово, следил, чтобы все было произнесено правильно, с искренним сожалением.

– …и всеми моими чувствы: зрением, слухом, обонянием, вкусом, осязанием и прочими моими грехи, душевными вкупе и телесными, имиже Вас Сказители Святые и Прародителей моих прогневал…

– Прогневах, – грозно произнес король Стефан, презрительно поморщившись. Дориан вздрогнул. – Прародителей прогневах.

Принц тяжело сглотнул.

– Простите, отец. …имиже Вас Сказители Святые и Прародителей моих прогневах, и ближняго моего онеправдовах: о сих жалея, винна себе Сказителям моим представляю…

Мальчишка ненавидел читать молитвы, каяться в том, за что не испытывал вины. Ненавидел эту капеллу, эти каменные изваяния со строгими лицами и пустыми взглядами. Ненавидел этот удушливый запах курительной смолы, заползающий в легкие. Но все же хотел оттянуть момент окончания молитвы, несмотря на то, что она уже впивалась отравленными иглами в язык, обжигала глотку.

Ведь что последует после… Юный принц еще не привык к боли. Еще не научился выуживать тонкие нити наслаждения, что таят в себе телесные пытки. Не научился сплетать их в замысловатые узлы, плести эти кружева порока.

– …со слезами смиренно молю Вас: пришедшая же согрешения моя милосердием Вашим прости и разреши от всех сих…

Средь шепота и дыхания, послышались невесомые шаги. Они здесь. Они пришли. Дориан поднял уставший взгляд на алтарь. Иссохшее древо все так же рассеивало алым. Цвет жертвы. Цвет греха.

Понтифик Элевтерий расставил пятерых юных фейри с завязанными глазами в полукруг.

– …прошу избави и простите все прегрешения мои, порочное рождение, да родство с бесами. Да примите всею плоть и кровь мои.

Дориан неспешно коснулся сердца, глаз, лба и вернулся к груди. Пальцы отказывались слушаться. Виски болезненно пульсировали. Страх, ненависть и боль – три его верных спутника. Три его диких зверя, которых он еще не приручил.

Пятеро запели мелодичным, призрачным хором. Их голоса лились по капелле, отражались от стен. Плавно, наполненные божественным, святым, очищающим и непорочным светом. Но для Дориана песнь была сродни похоронному маршу.

– Пора, мальчик мой, – прошептал понтифик, сжав принца за плечо. – Сказители и прародители засим простят грехи твои и твоей матушки.

Сглотнув вязкую слюну, принц стянул с себя оставшуюся одежду, пытаясь подавить тремор. На жертвеннике покоилось то, что понтифик и король называют бичом святых.

– Начинай, Дориан, – раздался голос отца.

Юноша знал, нужно лишь продержаться, пока боль станет настолько невыносимой, что он просто потеряет сознание. Или покуда кровь не наполнит капеллу. Бить надо сильно и быстро. Иначе отец сам это сделает, как это уже было.

Он сжал рукоять бича. Острые крючки на концах хвостов насмешливо звякнули.

Удар. Первая длань покаяния обожгла спину. Дориан сжал челюсти, не издав ни звука.

Хор запел громче, туманя разум, заползая под кожу.

Дориан дернул бич, и по спине потекли строчки алых капель. Он более не медлил, не хотел думать об этой агонии.

Хвосты свистнули в воздухе.

Удар. Еще. Удар.

Первые капли окропили пол.

Он чувствовал, ощущал на языке привкус улыбки отца. Вот минуты, когда отец бывает им доволен. Но король не знал, что в эти мгновения юный принц клянётся перед ликами Сказителей, что заставит его страдать, заставит мучиться.

Удар.

Страх уйдет. Боль тоже. Останется лишь гнев и всепоглощающая ненависть.

* * *

С губ слетело облачко пара вперемешку с дымом. Я подтянула полы капюшона, поежившись от мерзкого холода. В воздухе кружили белесые снежинки, которые мгновенно таяли, соприкасаясь с брусчаткой.

Я то и дело посматривала на одинокое оконце третьего этажа – Юджин вот-вот должен скинуть веревку. При условии, что все идет по плану. И пока что так оно и было. И свободные минутки позволили поразмышлять – сколько там охраны? Действительно ли этим местом заправляет Кальюзо? И в какой момент все пойдет по пизд… по одному месту?

На занятиях с мистером Пойзоном я выуживала максимум информации. В голову стремительно вшивались страницы поваренной книги отравителя: рецепты быстродействующих ядов; ядов, вызывающих кратковременное недомогание или паралич; ядов замедленного действия, изготовление ядовитых паров и еще куча всякой хрени. Уж к чему у меня и был талант, так это к обучению с целью выживания.

Накануне в Латерне прелестный Арти подсыпал скрипачу мой яд с сильным слабительным эффектом. А после поведал рассказ уборщицы, как кто-то обосрал все стены в сортире. И процитировал эльфийку: «Там у кого-то не жопа, а распылитель дерьма!» Далее следовала отборная ругань.