— Жить будешь. — Дима хлопает Арсения по плечу и берёт кружки со стола. — Зачем ты вчера вообще туда пошёл? Жить надоело?

— Да не… — Арсений с удовольствием потягивается, больше не чувствуя ноющей боли во всём теле, и садится на диван. — Я к Юре зашёл, а там Катя ещё была. Думал у них пересидеть, чтоб не скучно было, а тут за стенкой упало что-то. Ну я и пошёл проверить.

— Точно бессмертный. — Дима ополаскивает кружки и достаёт ещё одну. — Почему меня не разбудил?

— Да я как-то… — Арсений жмёт плечами. — Не знаю даже… Просто пошёл, а там фамильяр в человека перекинулась, лежит на полу, признаков жизни почти не подаёт…

— Чего? — Дима аж высунулся посмотреть на Арсения. — Как в человека?

— Ну вот как есть. — Арсений вновь жмёт плечами.

— Она вчера почти умерла, да? — Серёжа с интересом смотрит на двоих друзей.

— Почти умерла… — Дима фыркает и включает кофемашину. — Я не понимаю, как она выжила. Столько времени в пограничном состоянии…

— Ну всякое же бывает. — Арсений хмурится, мысленно решая полистать на досуге хотя бы методичку по фамильярам.

— Всякое-то всякое. — Дима задумчиво барабанит пальцами по столешнице. — Но перекидываться в человека… С её-то состоянием… Это больше на самоубийство похоже.

— Или на крайнюю степень отчаяния. А может, на слабоумие. Поди разбери, что там в кошачьих головах, да? — Серёжа с улыбкой берёт кружку с кофе. — О, Арс, эслихиту.

— Чего? — Арсений тоже берёт кружку и косится на Серёжу.

— Вот я и говорю, работать пора. — Куликов, переглянувшись с Димой, встаёт с дивана. — Кружку в обед занесу, ага?

Главный офис Стражей Тьмы. Кабинет боевых магов. Утро.

Птахов фурией влетает в кабинет, распахивая дверь с такой силой, что она бьётся о стену. Князев сошёл с ума. Окончательно и бесповоротно. И, кажется, ещё в тот момент, когда Птахов принёс ему тот отчёт от патруля. Выслужиться захотел. Похвастаться, что именно его ребята наткнулись на незарегистрированную фамильяршу, которая ещё и сбежала от них, предварительно избив. Разумеется, Птахов рассчитывал на лёгкий выговор из-за потери, а потом на хорошую премию за поимку, ведь не зарегистрированные — самый сок. Их можно держать в самых ужасных условиях и выкачивать силу, пока не надоест. А если уж фамильяр ещё и сильный…

— Чего буянишь? — Всеволод без особого интереса высовывается из-за монитора.

— Тебя это волновать не должно.

Птахов еле сдерживается от более некультурных комментариев в его сторону. И то только благодаря тому, что теперь, судя по всему, проблемы с беглой фамильяршей — не его проблемы. Влад ведь не успокоится, пока не получит эту кошку. Птахов на секунду замирает. Влад ведь не чувствовал энергии той фамильярши. Да и видел разве что искажённый воспоминаниями образ. А что, если просто притащить ему похожую? Найти где-нибудь подальше незарегистрированную, украсть артефакт, скрывающий ауру, кражу повесить на Всеволода…

— Имущество-то казённое. — Всеволод со скучающим видом возвращается к созерцанию монитора. — Как бы выговор не получить. А то я слышал, что ты и так на волоске висишь.

— Да у меня-то как раз всё хорошо. — Птахов ухмыляется, сжимая телефон в руке.

Главный офис Стражей Света. Допросная. Утро.

— Чего у нас? — Серёжа почти бодрой походкой заходит в кабинет.

Макар лениво отрывается от созерцания большого стекла, за которым виднеется комната для допроса. Ведьма всё так же сидит, прикованная наручниками к железному стулу и медленно раскачивается из стороны в сторону, что-то шепча себе под нос.

— Не поверишь. — Макар с ухмылкой качает головой.

— Петра Алексеевича оповестили? — Серёжа берётся за дверную ручку.

— Подъезжает.

Серёжа кивает и заходит внутрь, прикрывая за собой дверь. Кружку с недопитым кофе он ставит на стол, подальше от ведьмы, мало ли плюнет, и садится на стул напротив. На руках у неё антимагические наручники, поэтому внезапного поноса Серёжа не боится. А вот её слюней — да. Мало ли, где ходила и чем болеет. Этих Тёмных не поймёшь.

— Так и будешь чушь нести или всё же расскажешь, зачем на людей заклятие накладывала, и разойдёмся по домам?

— Эс ликхитум. — Ведьма расплывается в хищной улыбке. — Мон ла моратес. Мон!

— Прекрасно. — Серёжа со вздохом берёт кружку со стола и отпивает, косясь на стекло, которое с этой стороны выглядит как зеркало. Макар наверняка наблюдает и всё внимательно слушает. — Может, переведёшь? Ну или хотя бы нового чего скажешь?

— Ликхитум. Мон. Ла моратес. Шеми.

— Шеми? — Серёжа удивлённо вскидывает брови.

— Эс ликхитум.

— Да что такое…

Серёжа откидывается на спинку стула и прикрывает глаза. Много эта комната повидала. И тех, кто молчал, и тех, кто кричал. Врали, сразу признавались, один даже что-то принял, лишь бы не говорить. Но таких, чтобы совсем никаких зацепок не было… Случай ведь пустяковый. За понос не четвертуют. Максимум выговор да исправительные работы. И очередная зубрёжка Кодекса. Вряд ли ведьма настолько боится Кодекса, что не хочет говорить и несёт тарабарщину. Только если специально проблем подкидывает. Потому что на использование дополнительных средств для разговорчивости нужны разрешения, которые дают ох как неохотно. Особенно, если дело касается мелких преступлений…

— Прохлаждаешься, Куликов? — Пётр Алексеевич бодрой походкой заходит в комнату.

— Думаю, Пётр Алексеевич. — Серёжа открывает глаза и садится ровнее.

— А надо работать. — Пётр Алексеевич берёт ещё один стул и садится рядом с Куликовым, смотря на ведьму. — Рассказывай.

— Эс ликхитум. — Ведьма пристально смотрит на главу Света.

— Кто? — Пётр Алексеевич хмурится и садится ровнее. — Кто здесь?

Серёжа, решив не сильно отсвечивать, берёт кружку с кофе и переводит взгляд с Петра Алексеевича на ведьму. Та, видимо понимая, что пришёл тот, кто разбирается в её тарабарщине, улыбается ещё шире и коварнее, но на вопрос не отвечает.

— Ксе эс? — Пётр Алексеевич двигается ещё ближе, не сводя взгляд с ведьмы.

— Кэс Эну. — Ведьма