Карел замер, его дыхание на мгновение выровнялось. Потом его бледные, потрескавшиеся губы дрогнули в слабой, болезненной усмешке.

- Девушка… Была девушка. Прекрасная… как сон.

Так и знал! Когда мужик попадает в беду, где-то рядом обязательно притаилась девушка.

- Ну, что, девушка - это очень пространно. Их тут как сельдей в бочке. Какая из себя? Ты ее прежде знал? Опиши.

- Не знаю… точнее, - он говорил с мучительным усилием, продираясь сквозь вату забытья и боли. - В лесу… Месяц, нет, два назад? Шел с пастбища. Западная опушка. Она появилась словно из воздуха. Как фея… лесная дева. - Его глаза на мгновение оживились призрачным восторгом. - Рыжая… Волосы как огонь костра. Глаза зеленые? Или карие? Не помню… Но очень красивые. Удивительно красивая девушка.

Рыжая.

Словно ледяная игла прошла по моему позвоночнику, оставив за собой мурашки. А может он путает? Может он вспоминает девушку, которую видел уже зверем? Травница же тоже там была.

- Имя? Назвалась ли она?

Карел бессильно покачал головой, и тень разочарования скользнула по его лицу.

- Вы думаете это она? Это невозможно! Она бы никогда… ни за что не причинила бы вреда. Она смеялась. Звонко. Как колокольчик… Любила меня… Подарила, - он вдруг замолчал, - амулет. Да! Деревянный, необычная резьба. Сказала носить всегда. Знак нашей любви.

Пастух вцепился в собственные виски, ногти впились в кожу.

- Я носил! Клянусь! Не снимал. Она велела. А потом... потом этот кошмар! - Его голос сорвался. Парень согнулся на стуле подобно старому деду.

- Успокойся, Карел! Тихо! – рявкнул Брандт, шагнув вперед, его массивная тень накрыла пастуха. – Дыши глубоко.

Я не сводил с Карела пристального взгляда, сквозь его истерику выискивая крупицы правды. Страх был подлинным. Боль – тоже. Но в его словах была ключевая нить.

- Имя, Карел! – настаивал я, перекрывая его всхлипы. – Хоть как-то она назвалась? Или как ты называл ее?

Карел, всхлипывая, вытирал лицо кончиком одеяла.

- Я звал ее… Лиреей. Она так и сказала «как прекрасная Лирея из песен старых». Самая прекрасная.

Лирeя. Имя-призрак, имя-ничто, стандартное имя для красавицы из баллад. Тупик.

- Детали, Карел, – мой голос стал жестче, требовательнее.

– Возраст? Толстая? Худая? Низкая? Высокая? Цвет глаз? Одежда? Украшения? Где ты ее подцепил? – нажимал Брандт. – В Верейках или здесь?

- Встречались обычно в лесу. У огромного дуба с вывороченными корнями на центральной поляне. Молодая… роста среднего. Платье… простое, – пастух замялся, напрягая память. – Зеленое? Коричневое? Не помню… Украшений не помню. - Он махнул рукой в отчаянии. - Все как в дымке.

- Голос? Тембр? Высокий? Низкий? Акцент?

- Голос звонкий. Смеялась часто, - парень снова сжал виски. - Больше не помню! Все как в тумане. Красивый сон, который стал кромешным адом.

- Спала с тобой? – Брандт пошел с козырей.

И пускай пастух весь превратился в отрицание, я накидывал сверху.

- Родинки? Шрамы?

- Дай хоть что-то! - Брандт ударил по столу. – Хоть чем от нее пахло?

Пастух сорвался на слезы.

- Она не могла! Она не могла!

Я откинулся на спинку стула, сомкнув пальцы. Информация скудна, но направление задано: рыжая девушка, встреча в лесу, зачарованный амулет. Допрос Карела исчерпал себя. Требовались какие-то более серьезные доказательства или другие свидетели. Всех рыжих в Эдернии точно не перепроверить.

***

Моргнул, отрываясь от мрачных воспоминаний о прошедшем.

Взгляд снова нашел Тею внизу на площади. Она отбивала дробь каблучками по брусчатке, смеясь над неуклюжими па подруги. Рыжие волосы пылали в свете фонарей, как живое пламя.

Рыжая. Живет на опушке, в лесу. Травница.

Мысль, холодная и логичная, как клинок, прорезала сознание: «Она идеально подходит под описание». Живет в нужном месте. По лесу шастает. Знает травы и, возможно, больше, чем признается.

Но тут же в голове возник другой образ: та же девушка, вцепившаяся в шею чудовища с безумными глазами, кричащая: «Это человек!» Рискующая быть разорванной, чтобы спасти того, кого сама же заколдовала? Зачем тогда было спасать Карела? Зачем было срывать амулет? Чтоб рисковать разоблачить себя? Абсурд.

«Нет», – я решительно отмел подозрение. - «Не она».

Логика и инстинкт кричали об этом. Ее действия у реки были импульсивными, отчаянными, лишенными расчета. Истинный преступник был бы осторожнее.

Я тяжело вздохнул. Воздух праздника, сладкий и душный, вдруг показался удушающим. Бросил последний взгляд на площадь, на мелькающий в толпе рыжий огонек волос. Тея уже не танцевала с подругой.

Она стояла, слегка запыхавшись, поправляя рыжие пряди, когда к ней подошел молодой паренек. Щупловатый, с застенчивой улыбкой и каштановыми волосами. Он что-то неуверенно проговорил, явно приглашая на танец, и протянул руку. Тея уже собралась ответить, ее губы тронула вежливая улыбка согласия, но…

Из толпы, словно лавина в синем мундире, вынырнул другой. Высокий, плечистый, со светлыми кудрями, выбивавшимися из-под форменной фуражки, и уверенной улыбкой, озарявшей загорелое лицо. Молодой жандарм из местного гарнизона, и, судя по всему, первый кавалер на любых деревенских танцах.

Он почти не заметил скромного парня и легко оттеснил его локтем, перехватив инициативу. Что-то бойко сказал Тее, не оставляя места для возражений, и уже в следующее мгновение его сильная рука уверенно легла на ее талию.

Теяна на миг замерла, удивленно подняв брови, но потом рассмеялась и позволила увлечь себя в вихрь танца.

Жандарм держал девушку за талию чуть неуклюже, но с откровенным воодушевлением и привычной нагловатостью завсегдатая подобных празднеств, широко улыбаясь.

На секунду я почувствовал, что в мне неприятно это. Неприятно видеть чужие руки на ее талии.

«Ревность? Нет, это невозможно», - отмел глупую мысль.

Просто мне не нравятся женщины, вокруг которых выстраиваются очереди из кавалеров. Общественные женщины – это не мое.

Тея отбивала дробь каблучками, ее рыжие волосы, выбившиеся из пучка, плясали вокруг лица, освещенного румянцем и улыбкой. Она что-то крикнула парню через музыку, и тот рассмеялся в ответ, крутанув ее так, что юбка взвихрилась ярким цветком.

На мгновение мне почудилось, что девичий взгляд – острый, зеленый – метнулся вверх, к темному балкону Жандармерии, и на миг зацепился за мою фигуру. Но это, конечно, была лишь игра света, теней и моего собственного измотанного воображения.

Я резко развернулся и шагнул в зев открытой двери, в