— Здравствуй, Гелена, — тепло ответил Илья и сам протянул ей руку.

— Спасибо, что приехал, — тихо сказала девушка. — Прими мои соболезнования: мне на самом деле очень жаль Олега. Он вообще-то был славным мужиком, и в других обстоятельствах я бы с удовольствием с ним общалась по-дружески. Как назло, нас свел только криминал, черная магия и прочая дичь, а на моей совести теперь еще и его смерть.

— Да, Олег был хорошим человеком и другом, только слабовольным. Собственно, это и сыграло роковую роль. Так что перестань себя бичевать, Гелена, ты уже не помогаешь Латифу и не живешь по его правилам. А превратить злобного демона в пушистого зайчика не могла никакая любовь: он всегда жил, неся людям боль и разрушение, и будет так жить, пока мы его не остановим.

— То есть, вы его убьете? — тихо спросила Гелена.

— А у нас есть выбор? — вздохнул Илья. — Это пришлось бы сделать даже без смерти Олега и Халти: правосудие против твоего мужа, увы, бессильно и мы обязаны сами защитить от него себя и других. Ну а этим поступком он уже расставил все точки.

Он протянул Гелене записку, оставленную Латифом. Молодая ведьма взглянула на нее, прикусила губу и твердо заявила:

— У меня больше нет мужа.

— Вот и славно, Гелена, — ободряюще улыбнулся Илья. — Давай поговорим о чем-нибудь другом: год скоро завершится, и завтра все может перемениться к лучшему. Я тебе, кстати, теплые вещи в городе купил и еще кое-что на память.

— Спасибо, — улыбнулась девушка. — Представляешь, я часто здесь о тебе думала. Пойдем к нам на кухню, я тебя хоть кофе напою. Я там часто тружусь: водяницы не очень любят готовить, так что я их теперь кормлю рыбными деликатесами!

— Это здорово, — искренне заметил Илья. Она повязала платок поверх волос и взялась накрывать на стол.

— Сейчас угощу тебя суши из речной рыбы, — похвалилась Гелена. — Никто так не делает, а водяницы умеют ее очищать от паразитов, так что пробуй безбоязненно!

Илья рассмотрел глиняную посуду, грубоватые холщовые скатерти и резные деревянные ларчики с солью и пряностями. Они поели, выпили кофе с привезенным Ильей пирогом, и он рассказал Гелене о столкновении с Северным старцем.

— Представляешь, я никогда не слышал, чтобы хозяева мертвого мира показывались колдунам, — признался Илья. — Порой мне кажется, что старца-то и не было, а был сгусток наших внутренних кошмаров. Холод, галлюцинации, эмоциональное истощение, сонный паралич, — я только не знал, что это может распространяться и на демонов, а так вполне медицинская картина.

— Да, в такой обстановке недолго с ума сойти, — вздохнула Гелена. — Ты хоть сегодня вечером расслабься, да и я постараюсь.

— Я тебе как раз и привез антидепрессант, — заметил Илья и достал из пакета мягкую игрушку в виде ежика, очень похожего на настоящего, с блестящими черными глазками. — Успел купить вчера в городе: мне сразу показалось, что он понравится той девочке, которая все еще в тебе живет.

Гелена растерянно погладила ежика по пушистым колючкам, ее губы дрогнули, черты чуть исказились, словно от боли.

— Он просто чудесный, Илья, — тихо сказала она. — Но почему ты так для меня стараешься? Я же такого натворила, что подумать страшно! Да только одно и спасает: что я запрещаю себе думать. Просыпаюсь затемно, умываюсь, готовлю всем кофе, иду с ними к заливу, чтобы учиться понимать язык природы. Если девчонки охотятся, то расчищаю снег, убираю в домике, иногда читаю. А ни думать, ни вспоминать не могу, потому что как жить-то после этого! Ведь если поразмыслить, чем я лучше этой Хафизы? Может, Латиф потому на меня и запал, что я на нее похожа?

— Ну что ты выдумываешь? Она больной с детства человек, с бредом величия и отсутствием эмпатии, но к сожалению, магический дар дается без ограничений по здоровью. А ты была юной, наивной, недолюбленной девчонкой, которую оказалось легко поманить чарами и фальшивым теплом. Но теперь у тебя новая жизнь! Почти все женщины в такой ситуации возвращаются к своим тиранам, а ты держишься, ты выздоравливаешь. Цени, что тебе выпал такой шанс, и отпускай прошлое.

— Но разве оно отпустит меня? Да, Илья, у меня новая жизнь, но обратной дороги к людям нет: я никогда не исправлю все, что натворила, — вздохнула Гелена, смахнув нечаянную слезу. — Так что останусь с водяницами: буду учиться магии, помогать им рыбачить и охранять озера, отгонять нежить. Возможно, когда-то у меня внутри и просветлеет.

— Что же, я только рад, что ты сделала выбор, и не мне тебя поучать, — серьезно сказал Илья. — Но если понадобится помощь или совет, обращайся в любое время.

— Конечно, спасибо тебе большое! Ты же еще к нам придешь?

Тут Илья растерялся, и не желая отравлять ей праздничную ночь, произнес:

— Непременно приду, Гелена, только у меня к тебе одна просьба. Пожелай мне удачи сегодня ночью и утром, если, конечно, не будешь спать. Хорошо?

— Теперь уж точно не смогу заснуть, с такой-то интригой! — невольно улыбнулась девушка сквозь слезы. — Ты собираешься колдовать?

— Да, но всего я тебе пока не могу сказать. Если все будет в порядке… то есть, когда все получится, ты сразу узнаешь.

— Обещаешь?

— Честное слово! — заверил Илья и коснулся ее плеча. — Спасибо за теплоту, Гелена, но мне уже пора, скоро опять пойдет снег. Надеюсь, в эту ночь душа у тебя прояснится.

Гелена только вздохнула, почему-то опустив глаза, будто он вновь поймал ее на чем-то нехорошем.

— Только позвони, когда доберешься, ладно? — сказала она совсем тихо.

Илья кивнул и обнял ее за плечи — тревога за себя и жалость вдруг слились в сплошное чувство щемящей нежности к этой девчонке. К ведьме-обольстительнице, к несостоявшейся любовнице его друга, с которой Илья совсем недавно застал его врасплох. Теперь друга нет в живых, а Гелена стоит рядом, и так хочется обогреть ее душу, оградить от черной ауры и людских пороков, и хоть немного отпустить себя самого…

Она потянулась к нему, привстав на цыпочки, и поцеловала в щеку, словно робкая старшеклассница. Илья невольно ощутил аромат ее волос, тепло кожи и удивительное единство в их уязвимости, будто он не был зрелым мужчиной, отцом, опытным колдуном, а она — молодой авантюристкой без всяких житейских навыков. Он сознавал, что их сейчас подгоняло не влечение душ и тел, а жуткая тоска по человеческому запаху и теплу, какого нет даже в самом чутком и миролюбивом демоне. И даже сознавал, что может больше и не испытать этого тепла, хотя рассудок упорно